Читаем Дон Жуан, или Жизнь Байрона полностью

Итак, приехав сюда с сердцем, плененным другой, Байрон оказался в один удивительный день втянутым в совершенно неожиданную историю, и (что особенно важно) в историю платоническую. Леди Фрэнсис сказала ему, что, какова бы ни была слабость её сердца, он никогда не получит иных доказательств этой слабости, кроме её признания. Байрон ответил, что он — весь ее, что принимает все условия и никогда без её согласия не сделает ни малейшей попытки заставить её отречься от своих обещаний. Весь ее? Мог ли он быть искренним? Неужели он так скоро забыл Августу? Он и сам этому удивлялся. Но это было так, и он менее, чем кто-либо, был склонен обманывать свою способность видеть. Эта молоденькая хрупкая женщина, почти девочка, трогала его. Девственная сердцем, так как не знала ни одного мужчины, кроме этого грубияна man to, она вызывала в душе Байрона все еще властвовавший над ним образ Мэри Чаворт. «Сладостная, как воспоминание о почившей любви». Он однажды написал об этом стихи. Могилы почившей любви, среди которых он существовал, были всего дороже его сердцу. Чувствительный по натуре, он искусно маскировался презрением, но никогда до конца не излечивался от надежды, ненавидел притворную невинность, которая обращается в бегство, чтобы её преследовали, но робкое волнение сердца внушало ему уважение, если он убеждался в его искренности. Смущенный вид, молчание, бледность оказывали на него гораздо больше действия, чем страстные излияния Каролины Лэм.

Байрон всегда считался с фактом. А это был факт, что первый раз за все эти месяцы его, помимо Августы, заинтересовала другая женщина. Он писал наперснице:

«Вчерашний день изменил мои мысли, мои желания, мои надежды, всего меня, — и это будет для вас новым доказательством моей слабости… В силу известной причины вам не будет неприятно услышать, что я теперь совершенно не то, чем был… Вы сочтете, что все лучше, нежели та последняя история; а я не могу существовать без какого-либо объекта привязанности. Вам покажутся смешными мои превращения, но вспомните обстоятельства, прервавшие мое последнее увлечение, и вы согласитесь, что там разрыв зависел не совсем от моего каприза».

* * *

Уэбстер занял у Байрона тысячу фунтов стерлингов, чтобы соблазнить какую-то продажную графиню. Байрон проявил себя дважды великодушным, одолжив тысячу фунтов и не воспользовавшись этим для завоевания леди Фрэнсис. Никогда еще он не вел такого образа жизни. Бледная молодая женщина с длинными ресницами приходила, садилась рядом с ним и смотрела на него молча, страстно. Он тоже безмолвствовал. Жесты их были не более выразительны, пожатие рук, редкие поцелуи. По ночам он и она не спали и писали друг другу бесконечные письма. Утром оба появлялись, похожие на привидения. Она передавала Байрону свои длинные послания в книге, в нотах, глядя при этом в глаза мужу спокойным и задумчивым взглядом.

Чувства у Байрона были весьма туманные. Он все больше и больше отдавался очарованию этой невинной сентиментальности. Она попросила у него прядь его волос; он отрезал и дал ей. Когда-то для Каролины Лэм он не решился на эту жертву и подарил ей локон своего камердинера. Его это очень позабавило. Но сыграть такую шутку с хрупкой леди Фрэнсис показалось бы ему чудовищным.

К чему все это приведет его? К дуэли? К похищению? Он был готов и на то, и на другое. Его достаточно занимала эта игра, чтобы довести свою роль до конца. Впрочем, была ли это только роль? Любовь приходит по мере того, как любишь.

Письмо леди Фрэнсис Уэбстер к Байрону. 29 октября 1813 г.

«Если ему вздумается перерезать мне горло, он сможет сделать это безнаказанно. Я, разумеется, не буду сопротивляться человеку, которого оскорбил. Если ему захочется избрать меня мишенью для пули, я не смогу отказать ему в этом удовольствии…» «Десять дней. Десять дней прошло с тех пор, как я впервые появился здесь, и как изменилась моя жизнь! Почему? Она красива, очень красива… прекрасно держится… Необыкновенно романтична, и чувства у неё очень пылкие. Темперамент? Трудно сказать… Очень умненькая… Пишет прекрасные письма, хотя у неё несколько немецкий стиль. У неё нежный голос. Она не говорит глупостей, по крайней мере в обществе. В дуэте она, разумеется, способна расчувствоваться до вздора. Но может ли быть иначе между двумя платониками?»

Байрон, разочарованный во всем, не скучал в этой пасторали. Опасность небольшой супружеской стычки, приятное сознание иметь союзницей грациозную, чувствительную женщину — все удерживало и привлекало его.

Однако Дон Жуан не был человеком, способным плато-низировать вечно. Если бы даже его темперамент и выдержал, гордость не перенесла бы этого. Печати обладания недоставало этому приключению. Нужно было победить, хотя бы для леди Мельбурн. Но замок Эстон-Холл из всех замков Англии меньше всего подходил для победного финала. Самое большее, что можно было здесь себе позволить, это короткие встречи, удобные только для беглых поцелуев. Оставалось воспользоваться ночью, но расположение комнат не позволяло ночных визитов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии