Доминум

Случившееся навсегда его сломало.

Всего несколько человек не обвиняли его и не провожали с ненавистью в глазах. Одной из них была новенькая протекторша, выбравшая себе странное имя Фри. Она даже знака получить не успела. Стефу было приятно ее общество. Новенькая поддерживала его, пыталась помочь и даже волновалась о нем. Но Стеф не считал, что заслуживает подобного отношения. Он ведь даже избежал наказания за такой страшный поступок. Все это отчаянно давило на него, вгоняя в большую апатию и убеждая, что если его не покарала система, то он должен сделать это сам. Гребаный трус.

Глава XXXII Розы – для живых

Пустой вновь оказался рядом со мной. Все вокруг наполнилось тьмой.

– Он справляется, – сказал Пустой. – Но почти сорвался.

– И что дальше? – спросил я, чувствуя себя полностью раздавленным.

Вместо ответа тот указал вперед. Там я увидел ребенка лет пяти. Он стоял под бледным лучом света и комкал в ладонях грязную льняную рубаху, явно намного большего размера, чем нужно. Он был бос, донельзя худ и мал для своего возраста. Светлые сальные волосы больше напоминали гнездо. Единственное, что четко выделялось на чумазом лице, – пронзительные бирюзовые глаза. Не по возрасту серьезные.

Темнота вибрировала от звука мужских голосов. Память Дана подкидывала эфемерные дымные образы тучного хозяина дома и второго мужчины, широкого и бородатого.

– Так значит, помер Миколай, да? – угрюмо говорил последний.

– Как и супруга его, – бросил хозяин. – Чем хворали, я и знать не хочу, пусть лекарь разбирается. Но они мне задолжали за жилье, так что платить придется вам.

– Мне? Я бы в жизни на его письмо сюда не притащился, знай, что гад хочет изложить свою последнюю волю.

– Ну не с ребенка же мне трясти плату.

Бородач смолк, похоже вспомнив о сироте рядом с ним.

– Тебя как зовут?

Молчание.

– Малой, ты глухой или тупой?

– Я слышал, как мать звала его Даниилом, – сообщил ему собеседник.

– Это что еще за русская дрянь? – Он резко озлобился.

– Вроде как женщина из тамошних была.

Шумно выдохнув, бородач сказал:

– Ладно, давай я заберу мелкого и заплачу половину. Тебе меньше мороки.

Они сторговались на три четверти от полной стоимости.

Когда мужчина вышел, то бросил семенящему за ним мальчику:

– Имя тебе сократим, о старом забудь. Ослушаешься – получишь.

Затем проступило окружение – беспросветный ледяной подвал, заполненный детским ужасом и отчаянием. Ни один луч света не пробивался сквозь наглухо запертую дверь. Ребенок дрожал от холода и не имел понятия, сколько дней пробыл в этом вонючем и сыром месте, полном лишь старых ящиков и крыс. Но он прекрасно знал: он здесь умрет. Грызуны безостановочно копошились, пищали и даже иногда подбирались слишком близко. Тогда мальчик испуганно отскакивал, затыкая уши и жмурясь с такой силой, будто надеялся отогнать этим мраком всю остальную тьму. Ему казалось, что крысиный писк стал ее голосом – голодным и отвратительным. Он боялся уснуть, страшась, что твари начнут его грызть. Чудовищный голод набирал силу. Из воды была лишь грязная лужа, накапавшая с потолка. Мальчик пытался жевать гнилую солому, служившую лежанкой, давился ею и плакал от страха и безысходности. И темнота принимала эти слезы и была готова забрать его полностью. Она осторожно прикасалась к нему, шептала на ухо. Пробиралась внутрь. Время исчезло. Ребенок не знал, существовало ли хоть что-то, помимо черноты, – или она всегда была его миром?

Но в какой-то миг дверь открылась. К тому моменту прошло уже четыре дня.

Дальше – серый облачный день и окраина каменного города, как никогда замызганного и затхлого после недели проливных дождей. Дан уже чуть старше – мальчик без семьи, дома и фамилии. Он держался близ жулья, куда его привел родственник покойного отца. Эти люди воровали и проводили аферы, чтобы протянуть пару лишних дней. Они-то как раз спьяну и наказывали детей, запирая в подвале логова, и изредка их там забывали. Дана и еще одного ребенка – Тадеуша – всячески использовали в общих вылазках. И в тот день им поручили работу. Господа из богатого дома возвращались с дальней поездки. Дан не знал, что конкретно они везли с собой, но ему поручили тащить все, что не приколочено к полу.

Пока взрослые отвлекали богатеев, дети незаметно проскользнули в открытую дверь экипажа. Тадеуш схватил одну из сумок, Дан же пару мгновений колебался между двумя оставшимися. Одна была более увесистая, явно полная всякого добра. Но зато из второй высовывалась книга.

Ребята бежали по узким улочкам, боясь, что кто-то их поймает. Оказавшись достаточно далеко, они вскрыли ношу Тадеуша, хотя знали, что это строго-настрого запрещено. При виде улова глаза у голодных детей заблестели. Добытое могло надолго обеспечить их существование. Было решено не возвращаться в свору, а собравшись вечером, бежать прочь.