Доминум

– Сплиты пришли за мной, – выдавил он, зажимая рукой нос, чтобы хоть как-то защититься от чудовищной вони. – За пару дней до того у меня произошла вспышка Света. Я ничего не понял, зато они это почуяли. Протекторы быстро не сообразили. Успели лишь, когда было слишком поздно.

Водолей не хотел приближаться к телу, но так было необходимо. Ведь именно это он делал в прошлый раз. Стеф прошел по впитавшейся в ковер крови и оглядел растерзанное тело матери.

– Они уничтожили монстров. – Стефан нагнулся, чтобы забрать нечто зажатое в ее руке. – Но твари подловили ее в то самое время. Ее время. Семь двадцать три. Мама не успела исцелиться. Наше смертное время – два окна в сутках, когда такие, как я и она, способны умереть при любом раскладе. И в этот момент мама истекала кровью.

В его руке блеснули золотые карманные часы. Стекло циферблата треснуло.

За спиной раздались шаги. За Стефано пришли протекторы. Он обернулся, но воспоминание посыпалось, точно песок сквозь пальцы.

Он ребенок, может, лет пяти. Мальчик играл в салки с другими детьми, убегая от них и прячась в знакомом лабиринте узких улочек.

Смеясь, Стефано ускользнул от водившей девочки, завернул за угол, споткнулся о выступ и полетел вниз с высокой каменной лестницы, в конце которой его ждали вспышка боли в затылке и темнота. Тогда он умер в первый раз.

Следующее, что мальчик помнил, – как мать сидела на той самой лестнице и прижимала его к себе. Когда он попытался вспомнить, что случилось, на ум приходили лишь чернота и холод. Эти ощущения казались такими страшными и яркими, что Стеф плакал всякий раз, когда возвращался к ним, и всю неделю не мог унять слез. Его мать отнеслась к этому спокойно, она всегда казалась невыносимо хладнокровной и не снисходила до тепла, даже когда ее дети в нем нуждались. Зато она фанатично рассказывала сыну про его исключительность. Тогда Стефано впервые услышал от нее, что ему предназначена тяжелая судьба.

Приятели больше не заговаривали с ним, со страхом разбегаясь всякий раз при его появлении.

Лишь на его пятнадцатилетие мать скупо рассказала о семейном даре бессмертия. Но Стеф не поверил, приняв ее слова за красивую родовую легенду…

Перед могилами семьи он оказался лишь через полтора года после вступления в протекторы. Позади них высилось голое темное дерево, казавшееся мертвым. Стефан стоял в пальто и все равно трясся. Жизнь протектора сводила его с ума, как и постоянная близость смерти.

И вот теперь он стоял напротив тех, в чьей смерти был повинен. Отец скончался совсем недавно, его могила была еще свежая. Надгробия смиренно ожидали появления Стефа. Особенно последнее, на котором было выбито его собственное имя.

Сердце Стефа в ужасе колотилось; на грани истерики, он мерил землю шагами. Вот он, его надгробный камень. Такой итог ему уготовила жизнь. Он умрет совсем скоро. В любой из дней. Болезненно и страшно. До нелепого бессмысленно. На глазах проступили слезы, он уселся рядом со своей могилой, продолжая трястись. Война, сплиты, звезды – он хотел забыть весь этот кошмар. Пытался хотя бы час не думать о собственной гибели, но она напоминала о себе во снах, и, даже когда он закрывал глаза, перед ним распахивались монструозные челюсти с гнилостным дыханием.

Стефан вздрогнул и затряс головой, только сильнее обхватывая колени руками. Больше так жить было нельзя. Стеф решился. Он сбежит сразу после завтрашней охоты с Даном. Прямо как те падшие. Может, даже сумеет их найти и они дадут ему убежище. Только бы не чувствовать страха перед ледяной пустотой…

Взрыв.

Стефан закрывал руками голову. Вокруг – пыль, грязь, свист пуль и вопли. Где-то вдалеке послышался вой сплитов, ради которых Стеф тут и оказался. Очередной грохот разрывающегося снаряда. Протектор сжался в окопе, не прекращая дрожать. Ему не хватало сил даже на то, чтобы кричать.

Рядом оказался Дан. Весь замызганный, на щеке глубокая ссадина с засохшей кровью. Он в отчаянии кричал на Стефа.

– Это наша работа, черт тебя подери, когда ты наконец это поймешь и прекратишь бояться?!

Стефан смотрел на него с нескрываемым ужасом, тем самым, который пропитывал всю жизнь с тех пор, как его заставили вступить в ряды протекторов.

– Вечно трусишь, даже кандидата атаковать не можешь! Мямля! – злился Дан, для которого происходящее стало последней каплей. Он-то и притащил Стефа с собой на место военных действий в надежде, что хотя бы в кризисной обстановке его ученик сможет наконец взять себя в руки. – Там у людей души сжирают! А ты снова прячешься, пропади ты в Обливионе!

Но Стеф не мог ему ответить, слова застряли поперек горла. Да, люди погибали, но он так боялся умереть сам… Дан потащил его вверх.

– Вставай и иди!

– Щит сломан, – пролепетал Стефан.