Домик на дереве

Бутылка виски была пустой. Бисквитный торт, по обыкновению, оказался изумительно вкусным. Папа уже был в полудреме, сидя за столом и посматривая телевизор, где шел советский фильм с трескучим звуком. Я взял телефон и стал шерстить ленту ВК от нечего делать, в то время как мама читала какую-то книгу, сидя рядом со мной на кухне. Мы время от времени прерывались, запивая жизнь чаем из одной кружки.

– Маша! – раздался крик из зала, – Вы куда делись?!

Мама встала из-за стола и пошла туда, отложив книгу на диван, где я сидел. Следующее, что я услышал: “Че вам здесь не сидится?”. Больше из их разговора я ничего не уловил, не считая иногда появляющихся криков. В телефоне встретилась картинка измученного и побитого котенка с естественной для этого подписью: “Какие-то мрази издевались над бедным животным, у которого проколота лапка. Его нашли возле мусорки рядом с домом Красноармейского…”.

Дальше я читать не стал. Злые смайлики были почти перед каждым словом. Бедному котику просто не повезло – подумал я, листая вниз, пока не встретил фотку Маргаритки в вечернем платье на фоне нашего озера. Я улыбнулся. Она очень умна для своего возраста и места рождения, но позировать не умеет. И кто её фоткал? Ангел, наверное. Или Бондарь. Хотя он, вроде, уехал.

Я бросил телефон на стол и уже решил пойти в свою комнату, когда вышел в коридор, но вдруг услышал отцовскую ругань и немного задержался рядом с залом. Знаете, я ненавижу почти всё. Всё, до чего дотрагивается мой взгляд, вызывает у меня ненависть. Не то, чтобы это мне мешало, но иногда я не могу вымолвить и слова, как бы не старался. Как-будто задыхаюсь ужасом и ненавистью. И сейчас я почувствовал что-то схожее, что-то желчное и жестокое, что начинало подниматься у меня в груди. Праведное желание убить того, кто убил слабого. Я, вообще-то, довольно злой человек, просто редко это показываю, отчего создается впечатление, словно я безобидный, даже бесхребетный, школьник. Папа снова что-то крикнул. Мама ответила тем же. В их словах давно преобладала ругань, и по отдельным фрагментам я понял, что суть их ссоры – это обида папы на мамину сестру. У меня не было ни малейшего желания слушать их дальше, но я все равно остался стоять возле зала, уже опершись спиной о стену, которую мы с папой когда-то обклеивали обоями. Тут и там на глаза попадались недочеты наших стараний: где-то стык обоев слишком выступал, где-то уголки были разной высоты, а где-то и вовсе были видны царапины.