Дом железных воронов

Он устремляется вперед. Еще чуть-чуть, и трава начинает редеть, а воздух наполняется шумом воды. Я замедляю шаг, не отрывая взгляда от оранжевой земли, ожидая неминуемого обрыва, который все равно появляется внезапно.

Морргот, похоже, думает, что я пропустила его, потому что врезается в меня с поразительной для такой маленькой птицы силой. Я отхожу, цепляюсь ботинком за камень, падаю на попу. Здорово. Именно то, что мне было нужно.

– Я не слепая, Морргот, – говорю я и встаю, пошатываясь. – Но я ценю твою заботу.

Моя уверенность не останавливает ворона. Он подлетает ближе, каждый взмах его крыльев шевелит мои волосы. Я провожу рукой по спутанным прядям, которые легко принять за гнездо. Я оставляю вопрос с прической на потом.

Не доходя до края всего шаг, смотрю вниз. Я не сразу замечаю статую, мой взгляд прикован ко дну такого глубокого ущелья, что я сглатываю.

Если я поскользнусь, для меня игра окончена. Никаких воронов. Никакой короны. Никакого Данте.

Даже падение в ручей не спасло бы меня, учитывая количество валунов, выступающих из пенящейся воды.

– Надеюсь, у тебя есть запасной собиратель воронов, Морргот, потому что эта задача – самоубийство.

Ворон, как обычно, не издает ни звука. Он просто плавно движется рядом со мной, его взгляд прикован к близнецу, пронзенному стрелой.

Могу ли я соорудить приспособление, чтобы выловить птицу, не карабкаясь по стене, такой гладкой, как стены каналов Изолакуори?

Я могла бы связать стебли травы вместе, но даже если мне удастся поймать птицу в силок, под ее весом самодельная удочка сломается. Но попробовать стоит. Я отворачиваюсь от ущелья, чтобы поискать крепкие стебли.

Загрубевшими и покрытыми волдырями руками я сплетаю стебли, затем завязываю каждую косичку узлом, пока не получаю достаточно толстую и длинную веревку.

Морргот молча наблюдает за мной. Интересно, что творится в его маленькой головке, считает ли он меня странной двуногой особью или гордится находчивостью. Когда я была ребенком, соседи учили меня мастерить ловушку, чтобы ловить крабов с насыпи между нашими домами. Я сооружаю нечто подобное и возвращаюсь к краю оврага, приседаю и забрасываю веревку в пустоту.

– Пожелай мне удачи, Морргот.

Он ничего мне не желает. Даже не посылает мне обнадеживающего видения. Он уже знает, сработает ли это? Может ли он видеть будущее, как Бронвен?

Мне требуется четыре попытки, чтобы накинуть силок на шею ворона. Я испытываю искушение победно вскинуть руку, но не буду радоваться или хвалить себя, пока ворон не приземлится рядом со мной.

Едва дыша, я затягиваю силок. И тогда, только тогда я начинаю тянуть.

Медленно.

Медленно.

Шансы на то, что это сработает, ничтожно малы, но это магическое испытание, а я – охотница за воронами, надеюсь, это увеличивает мои шансы на успех.

Фигурка поднимается, растет и моя уверенность. Если это сработает, я хочу орден.

Я продолжаю поочередно перебирать руками. Когти статуи скребут по скале. Мне кажется, скрежет металла о камень эхом разносится по всему Монтелюче.

Я останавливаюсь, чтобы отдышаться. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Это он. Поворотный момент, который решит, стану я королевой, брызгами крови на дне оврага или пленницей Марко.

Затаив дыхание, я тяну.

Статуя приподнимается.

Один сантиметр.

Два.

Три.

Я начинаю улыбаться, мой невольный вдох поднимается к горлу.

Ворон болтается на полпути между мной и каменным уступом.

Осмелев, я тяну быстрее.

Если бы только Феб и Сибилла меня сейчас видели. Как они гордились бы…

Трррр.

Я замираю.

Одна из косичек протерлась.

Язык бьется в такт сердцебиению, я осторожно тяну.

Стебель надрывается.

Глаза начинает щипать от пота, но я не осмеливаюсь моргнуть.

У тебя все получится, Фэл.

Медленно я перебираю руками, затем повторяю движение, пока голова ворона не оказывается в пределах досягаемости. Я засовываю косу под колено и наклоняюсь вперед. Мои пальцы скользят по верхней части металлической головы.

Сердце подскакивает к горлу. Я снова сжимаю веревку в кулаке и тяну, а затем протягиваю руку, но ворон раскачивается, и единственное, что мне удается зацепить, – это бирюзовое оперение стрелы, зажатое между моим средним и указательным пальцами.

Трррееееск.

Веревка рвется.

Я сжимаю костяшки пальцев вокруг оперения, пот выступает над верхней губой, я держу изо всех сил. Руки дрожат, когда твердое железное тело ворона скользит и тащит за собой стрелу.

Я стискиваю зубы, упираюсь коленями в землю для равновесия и тянусь другой рукой. Я хватаю древко как раз в тот момент, когда оно вырывается из моих сжатых пальцев, и опускаюсь обратно на пятки.

Ворон стремительно падает, натыкаясь на свой прежний насест. Пролетев. Прямо. На. Дно.

Промокшая и дрожащая, я подношу стрелу к лицу и смотрю на нее, затем смотрю вниз, в ущелье, где металлический ворон балансирует на гребне продолговатого валуна. Почему птица до сих пор не почернела? Остался ли кусочек обсидиана внутри ворона? Я вытираю пот с глаз и так пристально рассматриваю оружие, что у меня двоится в глазах. Я моргаю, фокусируя взгляд.