Дом железных воронов

Воздух, покидающий наши легкие, и плеск волн о корпус становятся единственным звуком в каюте на бесконечно долгий промежуток времени.

– Что, если твоя прабабушка откажется помочь?

– Я сяду на корабль до Шаббе. При том, как они ненавидят нашего короля, не сомневаюсь, что они примут меня.

– Ни одна лодка не доставит тебя в королевство.

– Тогда я доплыву сама.

– Я думал, ты делаешь все это, чтобы избежать плавания?

Я раздраженно вскидываю руку:

– Тогда я поспешу обратно в Монтелюче и буду прятаться там до конца своих смертных дней.

Сухожилия на его шее натянуты так же, как канаты, которыми его лодка пришвартована к причалу.

– Монтелюче – одно из самых опасных мест в королевстве.

– Я не боюсь.

– А следовало бы. – Его обжигающий тон, должно быть, согревает кожу, потому что аромат океана и солнца наполняет маленькую каюту.

Я кладу руку на дверную ручку:

– Что ж, я выбираю простое забвение. Мне это подходит.

Энтони издает звук – нечто среднее между раздражением и фырканьем. Бросив взгляд на крошечное окошко, сквозь которое просачивается тусклый рассветный свет, он говорит:

– Мне нужно подготовить лодку к отплытию. Увидимся с наступлением сумерек.

– Мне жаль.

Он не отвечает. Даже не смотрит в мою сторону, но я знаю, что он меня услышал.

Вздыхая, я ухожу с лодки Энтони, чувствуя себя как раздавленный навоз, и все думаю, как втянула такого хорошего человека в это дело. Особенно когда мне нечего ему предложить, кроме дружбы.

Ты будешь королевой. Слова Бронвен звенят в моей голове, напоминая, что, если я добьюсь успеха…

Нет. Когда я добьюсь успеха, я смогу дать ему все богатства, которых он заслуживает. Я куплю ему ту квартиру, которую он хочет.

Целый дом.

Я помогу ему подняться.

Глава 40

Я стою перед овальным зеркалом, висящим на стене в комнате Джианы, затягивая пояс на штанах.

Штаны. Настоящие штаны. Такие, которые женщинам запрещено носить. Последняя женщина, осмелившаяся пройтись по улицам Тарелексо в штанах, в итоге надела их, чтобы поприветствовать змей.

Мода может быть смертельно опасной в Люче, когда идет вразрез с правилами монархии.

Как бы мне ни нравилась красота платьев, нельзя отрицать, что брюки ощущаются как одеяния свободы.

– Как я вообще смогу вернуться к ношению платьев?

– Благодаря своей непродуманной схеме, тебе, возможно, никогда и не доведется. Пересекать Монтелюче в одиночку? Это глупо и безрассудно и…

– Вот ты знаешь, как вселить в девушку уверенность.

– Фэллон, я волнуюсь! – Джиана так сильно тянет за ткань, которой прижимает мою грудь, что воздух выходит из легких.

Я отворачиваюсь от зеркала и кладу руку ей на плечо.

– Я знаю, что твой упрек рожден любовью, но, пожалуйста, Джиа, не заставляй меня передумывать. Я провела половину ночи, ругая себя, а вторую половину так сильно задыхалась, что Сиб открыла мне глаза – убедиться, что я не превратилась в воздушную фейри, а затем соорудила между нами крепость из подушек.

Тонкое лицо Джианы передергивает тиком – несомненно, от новых нравоучений.

– Кроме того, я могла бы обратить все эти упреки против тебя.

Ее зрачки расширились, закрыв бо`льшую часть серой радужки.

– Послушай, я бы предпочла, чтобы твои родители продолжали верить, что я убегаю на встречу с мужчиной за спиной бабушки.

Она испускает вздох воина, сдающего оружие, прежде чем совершить поступок, совсем ей не свойственный. Она делает шаг вперед и заключает меня в объятия.

– Не умирай, сумасшедшая девчонка.

– Кто бы говорил, Джиа.

После еще одного глубокого выдоха, от которого шевелятся завитки волос у моих ушей, она отпускает меня.

– Так вот как ты незаметно для всех проводишь меня на лодку Энтони? – Надевая ремень сумки на свою плоскую грудь, я еще раз оглядываю отражение в зеркале. Ей удалось сделать меня похожей на неполовозрелого мальчика.

– Нет. Этот наряд предназначен для того, чтобы ты не попадалась на глаза патрулям в Раксе. Не говоря уже о том, что это значительно облегчит езду на лошади.

Она говорит, как человек с опытом, конечно, потому что у нее есть опыт.

При виде моей приподнятой брови огонек загорается в ее глазах и отражается в улыбке.

– Надеюсь, ты не из тех, у кого кружится голова.

По-видимому, я как раз из тех. С другой стороны, я бы поспорила на несколько медяков, позвякивающих в моем кошельке на поясе, что органы любого человека, засунутого в винную бочку, которую прокатили по булыжной мостовой, были бы в порядке.

Я проклинаю себя за то, что проглотила миску поленты с изюмом, которую Сибилла принесла мне, когда я проснулась в середине дня. Размягченная кукурузная мука должна была прилипнуть к моим костям, но она не прилипает, если только у меня в горле нет кости, о которой я не знаю.

Я стискиваю зубы, когда мы проезжаем еще один бугристый участок. Тарелексийцам действительно нужно выровнять дороги.

– Синьорина Амари. – Вкрадчивый голос Сильвия проникает сквозь скрывающие меня изогнутые планки.

Мое сердце колотится. Поскольку я смотрю вверх, то прищуриваюсь, чтобы разглядеть его сквозь щели, но внешний мир уже окутан тьмой, что соперничает с той внутри бочки.