Дом железных воронов

Я качаю головой:

– Энтони никогда бы не принял меня обратно.

– Точно так же, как я не верю в выбор, я не верю в слово «никогда».

Вот только если мне суждено стать королевой, Энтони не может быть моим будущим. Как бы я ни хотела довериться Фебу, но этот секрет мне придется унести с собой на трон.

– Что ты наденешь?

– На что?

– На свою коронацию, – невозмутимо говорит он.

Я бледнею. Я говорила вслух?

Он закатывает глаза:

– На свидание, глупышка.

Я кривлю губы:

– Думала попросить у Катрионы платье.

– У меня есть идея получше.

Когда он начинает снимать платья с вешалок, я шиплю его имя и гляжу на входную дверь, ожидая увидеть нахмуренную Гвинет.

– Успокойся, женщина. Я привезу все обратно до того, как моя семья вернется из поездки. – Он бросает платье, словно сотканное из неба и облаков – шелк рассветно-голубой, а рукава белые и прозрачные.

Это самая красивая вещь, которую я когда-либо видела. И к которой когда-либо прикасалась. Но оно не золотого цвета. Данте может обидеться, что я не надела его подарок.

Прикладывая платье к себе перед зеркалом в пол, я распускаю волосы и позволяю себе помечтать, что у меня заостренные уши, каштановые локоны ниспадают до талии и это моя гардеробная.

– Эй, Фэллон.

Я отворачиваюсь от зеркала и вижу, что Феб протягивает мне две пары туфель – на каблуках и без. Я киваю на те, что без, потом задерживаю дыхание, просовывая в них ноги и молясь, чтобы они подошли.

Мягкая кожа облегает мои распухшие пальцы, и я вздыхаю:

– Я и не знала, что обувь может быть такой приятной на ощупь.

– Атрибуты богатства. – Феб проводит рукой по своим светлым волосам. – Как только ты разбогатеешь, отказаться от этой жизни будет почти невозможно.

– И все же ты отказался от этого.

– Я забрал все, что смог вместить в свою квартиру.

– Кстати о… Как я, по-твоему, выйду отсюда в платье? Я точно не смогу вынести его в руках.

Он берется за ручки большой кожаной сумки и бросает ее к моим ногам.

– Это еще хуже, Фебс. Гвинет подумает, что я ограбила твой дом.

– Расслабься. Я понесу.

Я не расслабляюсь, но складываю платье и устраиваю его в сумке, затем кладу сверху туфли. От одной мысли о том, чтобы зашнуровать ботинки, моя кожа покрывается крапивницей, а на пальцах ног появляются дополнительные волдыри. Я решаю, что пройдусь босиком до портика, а затем надену одолженные туфли.

– А теперь – хранилище. – Феб перекидывает сумку через плечо и знаком зовет следовать за ним.

Мы возвращаемся в сводчатую часть поместья, сворачиваем в другое крыло, полное закрытых дверей, которые, как объясняет Феб, ведут в покои его родителей, бабушки и дедушки. Его пра- и прапрабабушка и дедушка сделали Тареспагию своим постоянным местом жительства, как и большинство старших фейри, предпочитающих тропические температуры круглый год.

У меня осталась только одна прабабушка, другие прадедушки и прабабушка погибли во время Магнабеллума или сразу после него, как, например, мама Нонны. В Тареспагии с моей тетей Домициной живет единственная прабабушка – грозная Ксема Росси, чей язык, по словам Нонны, такой же острый, как и ее уши. Я никогда не встречала эту пожилую фейри, да мне и не особенно интересно, но, я думаю, наши пути в итоге пересекутся, если только ее восьмивековое сердце не перестанет биться.

Феб затаскивает меня в овальную гостиную, оформленную в кремовых и белых тонах, с золотыми панелями на стенах, изображающими цветущие виноградные лозы. Это роскошно.

– Безвкусно, я знаю.

– Красиво.

– Мой прадед построил эту комнату после того, как посетил зал трофеев замка – еще одно овальное безвкусное уродство.

– Я надеюсь, мне удастся посетить это уродство.

Он останавливается перед металлической панелью, и его пальцы скользят вверх по одной лозе, вниз по другой, вверх, вниз.

– Почему ты ощупываешь стену?

– Я открываю хранилище.

Мои брови поднимаются.

– Поглаживая барельеф?

Он хихикает, но его низкий смех заглушается щелчком защелки и скрежетом металла о дерево.

Он нажимает кончиками пальцев на панель, и она поворачивается внутрь.

Я моргаю, потом моргаю снова. Солнечный свет просачивается, как капли дождя, сквозь решетку деревянных полок высотой в два этажа, едва освещая комнату и все же заставляя ее сверкать. Полки заставлены золотыми безделушками, подносами с драгоценными камнями, отполированными до зеркального блеска мраморными бюстами миловидных фейри, книгами в кожаных переплетах с позолоченными корешками и оружием, инкрустированным изумрудами. К стене прикреплены длинные копья с эбонитовыми наконечниками, а также странные кинжалы с черным лезвием – я никогда не видела, чтобы такими орудовали в Люче.

Я полагаю, все это чисто декоративное. Как серебряная птица, пронзенная насквозь двумя черными шипами, – ужасное произведение искусства.

Когда Феб подкладывает сумку под дверь, чтобы она не закрылась и не заперла нас, холодок пробегает по моей спине. Я бы назвала это благоговением, если бы не покалывание в легких.

Страх.

Я нахожусь в хранилище, заваленном богатствами, но чувствую себя так, словно попала в склеп, полный костей.

Глава 21