Дом Земли и Крови (ЛП)

Хант указал на бумаги, которые Брайс принесла из галереи, отметив некоторые передвижения Даники и список имен, который она составила.

— Напомни мне, кто следующий подозреваемый в твоем списке?

Брайс не ответила, пока она рассматривала его профиль, свет экрана отражался от его скул, углубляя тень под сильной челюстью.

Он действительно был хорош собой. И действительно, похоже, был в плохом настроении.

— Что случилось?

— Ничего.

— Говорит парень, который так сильно скрипит зубами, что даже я слышу.

Хант бросил на нее сердитый взгляд и положил мускулистую руку на спинку дивана. Он переоделся, когда они вернулись тридцать минут назад, быстро перекусив в ларьке лапшой и клецками, и теперь был одет в мягкую серую футболку, черные спортивные штаны и белую бейсболку, повернутую назад.

Именно кепка оказалась самой… настолько обычной и… мужской, за неимением лучшего слова, что она украдкой поглядывала на него в течение последних пятнадцати минут. Выбившиеся пряди его темных волос вились по краям, регулируемая лента почти закрывала татуировку на его лбу, и она понятия не имела почему, но все это было просто… отвратительно отвлекающим.

— Что? — спросил он, заметив ее пристальный взгляд.

Брайс потянулась вперед, ее длинная коса скользнула по плечу, и схватила его телефон с кофейного столика. Она сфотографировала его и отправила копию самой себе, в основном потому, что сомневалась, что кто-нибудь поверит ей, что Хант гребаный Аталар сидит на ее диване в повседневной одежде, в кепке, смотрит телевизор и пьет пиво.

Тень смерти.

— Это раздражает, — процедил он сквозь зубы.

— Как и твое лицо, — ласково сказала она, бросая ему телефон. Хант поднял его, сфотографировал ее, а затем положил обратно, снова уставившись на игру.

Она позволила ему понаблюдать еще с минуту, прежде чем сказала:

— Ты был задумчив после встречи с Бриггсом.

Его рот скривился в сторону.

— Извини.

— Почему ты извиняешься?

Его пальцы очертили круг вдоль диванной подушки.

— Это вызвало кое-какие воспоминания. О том, как я помог возглавить восстание Шахар.

Она задумалась, вспоминая каждое ужасное слово и обмен репликами в той камере под Комициумом.

— Ты совсем не похож на Бриггса, Хант.

Его темные глаза скользнули по ней.

— Ты недостаточно хорошо меня знаешь, чтобы так говорить.

— Ты добровольно и радостно рисковал невинными жизнями, чтобы продолжить свое восстание?

Его губы сжались.

— Нет.

— Ну, это не тоже самое.

И снова его челюсти задвигались. Затем он сказал:

— Но я был слеп. О многих вещах.

— Например?

— Просто о многом, — уклончиво ответил он. — Глядя на Бриггса, на то, что они с ним делают… я не знаю, почему это забеспокоило меня на этот раз. Я достаточно часто бывал там с другими заключенными, чтобы… я имею в виду… — его колено дернулось. — Ты же знаешь, какое дерьмо мне приходится делать, — сказал он, не глядя на нее.

Она мягко сказала:

— Да.

— Но по какой-то причине, увидев Бриггса таким сегодня, я просто вспомнил себя… — он снова замолчал и отхлебнул пива.

Ледяной, маслянистый ужас наполнила ее желудок, скручиваясь от жареной лапши, которую она съела тридцать минут назад.

— Как долго они делали это с тобой… после горы Хермон?

— Семь лет.

Она закрыла глаза, когда тяжесть этих слов пронзила ее.

— Я тоже потерял счет времени, — сказал Хант. — Подземелья Астери находятся так глубоко под землей, так безжизненны, что дни-это годы, а годы-это дни, и… когда они выпустили меня, я пошел прямо к Архангелу Рамюэлю. Мой первый… хозяин. Он продолжал следовать этой схеме в течение двух лет, ему это наскучило, и он понял, что я был бы более полезен, уничтожая демонов и выполняя его приказы, чем прогневая в его пыточных камерах.

— Горящий Солас, Хант, — прошептала она.

Он по-прежнему не смотрел на нее.

— К тому времени, когда Рамюэль решил позволить мне стать его личным убийцей, прошло уже девять лет с тех пор, как я не видел солнечный свет. С тех пор, как я слышал ветер или чувствовал запах дождя. С тех пор, как я видел траву, реку или гору. С тех пор, как я летал.

Ее руки дрожали так сильно, что она скрестила их на груди, плотно прижав пальцы к телу.

— Я… мне очень жаль.

Его глаза стали отстраненными, остекленевшими.

— Ненависть была единственной вещью, которая подпитывала меня все время. Что-то вроде ненависти Бриггса. Ни надежды, ни любви. Только неумолимая, яростная ненависть. К Архангелам. К Астери. За все это. — Наконец он посмотрел на нее, и глаза его были такими же пустыми, как у Бриггса. — Так что, да. Возможно, я никогда не был готов убивать невинных, чтобы помочь восстанию Шахар, но это единственная разница между мной и Бриггсом. Все еще.

Она не позволила себе передумать, прежде чем взяла его за руку.

Она не осознавала, насколько больше была рука Ханта, пока ее рука не обвилась вокруг нее. Он не осознавал, сколько мозолей было на его ладонях и пальцах, пока они не заскрежетали по ее коже.

Хант взглянул на их руки, ее темные ногти контрастировали с глубоким золотом его кожи. Она поймала себя на том, что затаила дыхание, ожидая, когда он отдернет руку, и спросила: