- Хорошо, - задумчиво сказал Шацар. - На войне я всего две недели провел на фронте не самостоятельно, а вместе с частью, где официально числился. Однажды к нам привели партизанку, молодую Инкарни. И с ней было двое детей, мальчик и девочка, двойняшки лет пяти. Ее допрашивали, а дети сидели одни. Они плакали от голода. Это совершенно особый плач, его ни с чем не спутаешь. Тогда я отдал им свой ужин. Мне стало жалко детей, они горько рыдали, потому что им очень хотелось есть.
- А потом? - спросила Амти.
- А потом с их матерью закончили. Ее повесили. И я пришел к ним и сказал, что сейчас будут вешать их. И ничего не почувствовал. Мне было жалко детей, плакавших от голода, но я ничего не почувствовал сказав им, что их мама умерла, а сейчас умрут они.
- Это чудовищно! Зачем ты мне все это рассказываешь? Что это значит?
Амти разозлилась так сильно, что даже дрожь утихла.
- Может, вспоминаю, как я пришел к идее о том, чтобы убивать Инкарни. Понимаешь, их вместе с их семенем убивали и во время Войны. Я не придумал ничего нового. Враг есть враг, и дети его - враги.
- Ты с ума сошел?! Как ты можешь вообще считать себя человеком?!
- Или, может, я считал, что тебе полезно несколько разозлиться. Гнев купирует страх. Это гормонально обусловлено.
Он немного помолчал, а потом сказал со странной, не свойственной ему интонацией:
- Попытайся поспать, девочка.
Глава 9
Он ей почти снился. Спросонья она все еще разговаривала с ним, а он, не имеющий счастья спать до рассвета, ей отвечал. Она говорила с ним по-настоящему и в то же время почти видела во сне. В жарком от огня забытьи, любуясь на его неясный образ, Амти шептала:
- Это ведь неправильно, Шацар, что тебя судили только во Дворе.
- Почему неправильно? - спросил Шацар. У него был усталый, спокойный голос.
- Ты - враг всего человечества.
- И твой?
- И мой.
- Тогда почему ты пришла за мной?
- Я люблю тебя. Я тебе говорила. И буду тебя любить. Но это не значит, что я могу тебя оправдать. Я бы хотела.
- Я могу себя оправдать.
- Потому что ты - психопат?
- Потому что психопат не только я. В мире истории и культуры могут разыгрываться трагедии, которым нет никакого близкого аналога даже среди самых ужасных психических заболеваний. Наша коллективная психология знает катастрофы, размеры которых далеко превосходят все, что может случаться в масштабе индивидуальной личности.
- Я чувствую вину за вещи, которые ты делаешь, - сказала Амти. Образ Шацара перед глазами туманился. Она так мало спала с момента его похищения. Даже во сне Амти чувствовала себя усталой.
- Очень легко чувствовать вину, когда ты ничего плохого не сделала. Это так благородно, правда? Мученическая боль за чужие преступления, - он хмыкнул.
- Просто я хочу быть честной с тобой, Шацар. Я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя. И хочу, чтобы ты знал, что я считаю себя чудовищем.
- Я знаю, - сказал он задумчиво. - И я благодарен тебе за честность.
- Ты просто хочешь передать ответственность за собственные преступления, за свою сознательную бесчеловечность другим.
- Я же сказал, что я благодарен тебе за честность. Спасибо.
- Потому что ты боишься, что действительно отличаешься ото всех этих людей.
- Спасибо. Все. Можешь закончить.
- Примерно так я себя чувствую, когда ты говоришь со мной честно.
- То есть, ложь - основа любых отношений?
- Я не знаю. Я про отношения, в основном, книжки читала. И у меня ничего не получается. Я хочу быть тебе хорошей женой. И хорошей матерью для нашего сына. Но никто не объяснял мне, как. Нужно быть честной? Или все время врать? Нужно заботиться о тебе? Или не докучать? Когда ты обо мне заботишься, это унизительно или нет? Может вообще не нужно так много с тобой разговаривать? Мне кажется, что я ничего не понимаю.
- Наверное, так всегда, - ответил он после паузы. - По крайней мере, я тоже ничего не понимаю.
- Что мы будем делать, когда вернемся?
- Заберем Шаула, - ответил Шацар без промедления.
- А потом?
Во сне Амти протянула руку, чтобы коснуться его, но он снова показался далеким, и она сосредоточилась на его голосе.
- Наверное, мне придется скрываться. Вся моя жизнь изменится. И я не уверен, что в Государстве или во Дворе есть место, где я смогу спрятаться. Ты ведь понимаешь, что отсюда нам некуда бежать? Негде жить?
- Понимаю. Я буду с тобой. Государство большое. В нем можно найти закоулок для нас троих.
- Я бы предпочел, чтобы ты растила нашего сына в безопасности.
Амти задумалась, мысли с трудом ворочались, и сон казался тяжелым.
- Нет, - сказала она. - Мы с Шаулом поедем с тобой. Потому что мы - твоя семья. Все, что у тебя есть. Твоя причина попытаться выжить.
Он замолчал. Амти казалось, что она разгадала кое-что важное для Шацара. Он ведь не боялся смерти. Не будь Амти и Шаула, он бы и не думал ее избегать. Он ведь сам говорил о преодолении инстинкта самосохранения и финальной свободе.
Теперь он этой свободы не хотел.