Дом всех тварей

Открытая казнь - казнь на площади. Медленная, чудовищная смерть, в которой может поучаствовать каждый. Кто-то может кинуть камнем, кто-то оставить порез, кто-то вырезать из жертвы кусок плоти, кто-то перекрыть доступ к кислороду. Такая казнь могла длиться неделями, потому как этикет не позволял обитателям Двора закончить все быстро и лишить сограждан развлечения. Любой во Дворе мог подойти к жертве и следовать любым возникшим желаниям.

Амти встретилась взглядом с Шацаром, и впервые не подумала о том, что она будет чувствовать все то же, что и Шацар, впервые не подумала о себе. Она подумала о нем, который, без сомнения, всего этого заслужил. Подумала о нем и почувствовала, как щемит сердце от любви к нему.

От любви, которая ничем не могла помочь. Все было кончено. Кошка с грациозным изяществом, соответствующим ее образу, опустилась на скамью рядом с остальными животными. Коза с вертикальными зрачками в желтом стекле глаз, резко развернувшись уставилась на зал, и Амти поспешно отвела взгляд.

Она ничем не могла Шацару помочь. Амти рассматривала свои раскрашенные синяками коленки и думала, что должен быть хоть какой-то выход. Она должна была сделать что-то сейчас? С тем же успехом, впрочем, можно было убить себя и их сына.

Из забытья ее вывел голос Мескете.

- Вето, - сказала она голосом, не выражавшим абсолютно ничего. - Я, как царица тьмы, хочу предложить худшее наказание.

По залу прошел волной шепот, Мескете будто ждала так и не заданного, из уважения к ней, вопроса. Наконец, она продолжила:

- Изгнание. Смерть была бы слишком малой карой за все, что перенесли из-за него Инкарни.

- Но куда? - спросил человек в маске волка, его оскаленная, зубастая пасть осталась неподвижной, эта рассинхронизация производила жутковатый вид.

- В место, где жизнь будет хуже смерти. Во Внешние Земли.

Амти понимала, что это значит. О Внешних Землях она слышала только смутные истории - это некое место, вроде тренировочной версии мира, которая не совсем удалась. Мусор Творения. Говорили, что это действительно уродливое место, но более того, говорили, что оттуда нельзя было вернуться и там невозможно было сохранить рассудок. О Внешних Землях Амти знала мало, однако там у Шацара был шанс, крохотный, но шанс не умереть сразу. Так Мескете пыталась спасти Амти, это был единственный ход, которым она была ограничена.

Амти понятия не имела, что доступ к ним есть во Дворе. Однако, Мескете сказала:

- Единственные врата во Внешние Земли во Дворе находятся в Разрушенном Храме. Мы изгоним его туда, заставим страдать в совершенном одиночестве в недомире, который отверг даже Свет. Пусть он потеряет разум, пусть умрет там от голода и жажды, пусть достаточным наказанием ему послужит абсолютное одиночество.

Должно быть, свою роль в том, как отреагировал народ сыграло то, что при всей своей жестокости, они и сами стремились к смерти. Смерть, переход в небытие, окончательное исчезновение имели для Инкарни некоторую непреодолимую сладость, влечение к умиранию было основой, которую заложила в них Мать Тьма, и основой оставалось. Отчасти поэтому все здесь понимали, что смерть - далеко не самое страшное наказание для Шацара. Что он, как и любой Инкарни, в глубине души жаждет ее и желает.

Люди после паузы, требуемой на осмысление поступившего от Мескете предложения, закричали и зааплодировали, проявляя свой восторг. Амти увидела, что в глазах Шацара впервые за все это время зажглась какая-то осмысленная эмоциональная реакция на происходящее.

Это было удивление.

- То есть они его не убьют? - шептал Мардих. - Не убьют? Я правильно расслышал? Я правильно понял! Я старый человек, объяснишь ты мне уже или нет?

- Нет, - сказала Амти. - Его не убьют.

И она сама не знала, хорошо это или плохо. Мескете просто сняла с себя ответственность. Оставить его умирать это совсем не то, что убить его самостоятельно. А значит, как думает Мескете, убить и Амти.

Народ сопровождал их на всем пути до школы. Зрители гибкой лентой тянулись за процессией. Зрители стояли вдоль всех улиц, через которые они проходили. Они плевали Шацару под ноги, осыпали его проклятиями.

Но во всем этом было удовольствие, не только праведный гнев. Люди радовались, чувственно и громко. Амти следовала за всеми, но у нее не хватало сил даже улыбнуться. И ей было страшно, что это сочтут за предательство.

Шацар должен был попасть в место, которое, в определенном смысле, было хуже Лестницы Вниз. Бессмысленная помойка мироздания, из которой не возвращался еще никто. Амти даже не была уверена, что там есть воздух для дыхания. И никто не был уверен. Внешние Земли были страшнее смерти, потому что за ними начиналась неизвестность. Граница миров за которой скрывалось все, что не удалось и не получилось.

Шацар, Шацар, Шацар. Амти хотелось звать его, но она знала - он не откликнется.