Дом всех тварей

Девять. Все в мире возвращается. Чудовище, чудовище, чудовище, монстр. Пусть ему будет больно хоть вполовину от того, как больно было тем, кто умер во имя его идиотского плана. Пусть будет больно, хоть в треть оттого, как было больно ее отцу. Так ему и надо, так и надо, так правильно.

Десять. Тогда почему она любит его?

Амти пришла в себя на земле, она упала от боли и сама едва заметила это. Шацар уже стоял, его трясло, как при высокой температуре. Мескете собиралась его уводить.

И тогда мысленно Амти закричала. Она прекрасно знала, что Шацар не ответит ей, но знала и то, что он услышит.

- Я люблю тебя! - думала она. - Я люблю тебя, Шацар. Я так невозможно тебя люблю! Если бы я могла тебя не любить, видит Тьма, я не любила бы тебя! Но ты мне дорог, Шацар, ты нужен мне! Я хочу чтобы ты это знал, я полюбила тебя, и я не смогу перестать, даже если я умру или ты умрешь!

Амти с трудом подняла взгляд, и увидела, что Шацар пошатывается, едва удерживаясь на ногах. Он неотрывно смотрел на нее, его светлые, жутковатого цвета глаза, выражали недоумение и растерянность, совсем не приличествующие ситуации. Как будто из всего, что произошло сегодня больше всего его испугали слова Амти даже не сказанные вслух.

А потом его увели. Его у нее забрали. Амти видела солдат, волокших его за собой, как животное, видела Мескете, идущую впереди, и в то же время как будто не видела никого. Все потеряло важность. Амти устала объяснять себе, что этот проклятый человек не стоит того.

Она стояла, чуть пошатываясь, как и он, чувствуя его затихающую боль.

- Амти, - она услышала голос Адрамаута. Ничего не ответив, она подняла на него глаза. Он стоял рядом, аккуратно ее поддерживая, а Амти заметила это только что. - Пойдем.

Амти молча кивнула. Она вслед за Адрамаутом пробиралась назад, к воротам. Ждать дальше не имело смысла. Амти плелась за Адрамаутом, не совсем осознавая, что происходит. Звуки казались далекими-далекими.

- Он не мертв, - сказал Адрамаут. - Если тебя это так волнует.

- Конечно, меня это волнует! Он отец моего ребенка! - неожиданно ощетинилась Амти. И именно в этот момент снова почувствовала пустоту внутри - все было кончено. Теперь Шацар снова был неизмеримо далеко. Амти ощутила безграничное одиночество. Надо же, как просто все оказалось. Всего одна секунда, которой Амти ждала так долго и которая вовсе не принесла ей облегчения.

Дальше они с Адрамаутом шли молча. Во дворце Амти направилась к первому же зеркалу. Адрамаут удержал ее за руку, он сказал:

- Подожди.

Амти посмотрела на него непонимающе.

- Разумеется, ты злишься.

С улицы Амти слышала музыку и смех, был праздник.

- Да! - сказала Амти честно. - Я ее ненавижу. И тебя, потому что ты ей помогал.

Все было очень непросто. Если бы Амти не понимала, почему Мескете сделала то, что сделала, ненавидеть ее было бы намного легче. Но Амти все понимала.

- Однако твой, - Адрамаут сделал фразу и с тщательно скрываемым отвращением добавил, - Муж, ведь и вправду не мертв. Он может спастись.

- Как? - спросила Амти. Она ожидала от Адрамаута ответа, однако быстро поняла, что ей придется искать ответ самой. Он сказал:

- Я не знаю.

Амти ничего не ответила, только шагнула сквозь зеркало, даже не сумев прошептать что-нибудь вроде "домой". Она просто сосредоточилась на этой мысли, даже не ожидая, что у нее получится. Подумала о Шауле и о папе, и очутилась в своей комнате. Зеркало за спиной надсадно хрустнуло и разлетелось на осколки. Амти сначала села на пол, а потом улеглась, рукой перебирая остатки зеркала, необычайно холодные наощупь. Мыслей в голове не было. В Государстве занимался рассвет, и Амти лежала, смотря, как светлеет и блекнет небо. Легкая боль в ладонях ее совсем не беспокоила. Все это было ничто по сравнению с тем, что чувствовал на себе Шацар.

Амти думала о том, что ей делать дальше. Ответ у нее был, и он был прост, но она не могла его произнести. Амти услышала шаги отца, но не шелохнулась.

- Амти! Милая! Я обзвонил все морги! Хотя это не было нужно, ведь я знал, что пошла в этот свой... О, Свет, что у тебя с руками?

Амти не сразу сумела сфокусировать свой взгляд на папе, а в следующую секунду он уже обнимал ее, прижимал к себе и гладил. На руках у Амти были порезы, оставленные осколками, кровь капала, но сейчас Амти это совершенно не беспокоило. Она обняла папу в ответ, пачкая кровью его рубашку и разрыдалась.

- Девочка моя, милая, тише, тише, не плачь.

Папа гладил ее по голове, а Амти рыдала, как никогда до этого - горько и взахлеб. Она часто плакала, но никогда ее горло не сжимало так сильно, и глаза так не болели, и она не захлебывалась слезами.

Она была свободна в этом. Потому что папа был рядом, он обнимал ее, и она доверяла ему всю свою боль.

- Я тебя люблю, моя милая, я очень тебя люблю, - говорил он. - И я тебя не оставлю, подожди, я перевяжу тебе руки. Не плачь, дочка, я с тобой.