Дом в Мансуровском

Юля вышла из комнатки потная, всклоченная, пропахшая мерзкими запахами, в порванных колготках. Страшно воняло табаком, в коридоре наткнулась на кучу наваленной обуви и верхней одежды. В туалет было не пробиться – кто-то там заперся. В ванной не лучше – заблеванная раковина, грязные полотенца. Да уж, умеют ребята веселиться.

С трудом отыскав свои вещи, выскользнула за порог. Кстати, с кудрявым гитаристом она больше не столкнулась. Ну и отлично. На душе, как и во рту, было мерзко и гадко. На улице ее вырвало, и стало легче.

«Докатилась, – подумала она. – Скоро буду квасить с синяками у метро».

Улица была пуста – дальний спальный пролетарский район, восемь вечера, все давно поужинали и уселись перед голубыми экранами. На десерт программа «Время» и фильм про рабочий класс.

Входа в метро не наблюдалось, Юля вспомнила, что они добирались на автобусе. Как называлось это кошмарное место – Алтуфьево, Очаково или Жулебино? А может, это Люберцы или Мытищи?

Показались огоньки машины, и она подняла руку. Странно, но машина затормозила, окно открылось, и показалась мятая рожа водилы:

– Куда, красотка?

– До ближайшего метро.

– Залезай.

Залезать было страшно, но выхода не было, самой до метро не добраться. Вернуться в ту квартиру она не может – во-первых, она ее не найдет, а во-вторых… Да не было никакого «во-вторых», хватило и «во-первых»! Автобусов нет, во всяком случае Юля не видела ни одного. Решившись, она села в машину.

Ехали молча. Юля видела, что он кружит. Дворы, переулки, снова дворы. И тишина. Только окна горят голубоватым светом от телевизоров. Метель, хороший хозяин собаку не выведет.

«Ну вот и все, – подумала Юля, когда водила остановился в каком-то темном дворе, – тут, в этом сраном Алтуфьево или Медведково, ты, Юлия Ниточкина, профессорская дочка и студентка журфака, закончишь свою яркую, но короткую жизнь. Весьма прозаично. И совсем не героически, совсем».

– Чё встал? – хрипло спросила она. – Бензин кончился?

Закурив очередную вонючую папиросу, водила мерзко заржал:

– А чё не постоять и не помиловаться?

Хмель сошел мгновенно, как не было. Страх исчез, испарился, и Юля стала самой собой.

– Я тебе помилуюсь, гнида! – тихо и внятно сказала она. – Я тебе так помилуюсь! А ну дуй к метро, тварь! Иначе тебе… – И тут Юля выдала весь запас известной ей ненормативной лексики, а известно ей было немало.

Водила удивился, присвистнул, мотнул головой и заржал:

– Пугаешь? У меня три срока, птичка, я из пуганых.

Юля усмехнулась:

– Потрахаться хочешь? Понимаю. Изнасиловать можешь. Можешь попробовать, – истерично хохотнула она, – а вот убить – вряд ли. Ты ведь из щипачей, верно, из мелкоты? Так вот, в любом случае я останусь жива. И не сомневайся, номерок твоей вонючей дрыны запомню! Ну а там, секс-символ планеты, тебе наступит трындец. Такой полный и всеобъемлющий, что ты и представить не можешь! Папаша мой полковник конторы, врубился, мразь? Или не веришь? Ну давай попробуем!

Тот громко выругался и процедил:

– Пошла на хер! Катись, слышь?

Но Юлю понесло:

– Нет, я сказала – до метро! Вперед, чучело, жми на педальки!

Откуда взялась эта смелость? Ведь дрожала как осиновый лист, тряслась ведь, как побитая собачонка. Почему не выскочила из машины и не бросилась наутек? Ведь главное было вырваться! Но нет, не выскочила и не рванула, а даже наоборот, уселась поудобнее, открыла окно и закурила.

Сбитый с толку, ошалевший водила, покрыв ее отборным матом, завел тачку и рванул со двора.

Через пару минут они выехали на освещенную улицу, показалась красная буква «М». Шли прохожие, хлопали двери метро, медленно, под густо валящим снегом передвигались редкие автомобили – жизнь!

Машина остановилась, и Юля обернулась к водиле:

– Ну что, хорошо заработал? А мог бы! В людях не разбираешься, чмо!

На прощание шарахнула дверью, от всего, что называется, сердца, от всей души. На дрожащих ногах спустилась по лестнице, отыскала пятак и оказалась на перроне. Прочла – станция «Тушинская». Вот где она оказалась. Ну что ж, тоже опыт. Нельзя всю жизнь прожить в Москве и не побывать в Тушино, верно?

Вагон был почти пустой, и, примостившись у стенки, Юля села и закрыла глаза. Значит, так выглядит свобода? Та, которую ты страстно хотела? Получи. Жри полной ложкой, свободная женщина. Только не подавись. Впрочем, ты уже подавилась. А если бы не мелкий воришка, упырек, урла тебе попался, а, например, уголовник, сидевший за изнасилование? Что, страшно? Жить своей жизнью, жить и радоваться – ты ведь этого хотела? Ну вот, порадовалась. Свобода и приключения – вещи тождественные, так? Как это называется? Пошла в отрыв? Скажи спасибо, что не прибили или не изуродовали. И сделай вывод – не шляйся по незнакомым рабочим районам. И никого, кроме своей дурости, не вини в своих приключениях. И уж тем более Кружняка. Он тебя в Тушино не посылал.

В ту ночь она поняла – завтра с утра, как только проснется, она позвонит ему. Ей надо знать, что ее любят. И что защищают. Жалеют, оберегают. Ей это необходимо. Впрочем, как и любой другой женщине.