Дом в Мансуровском

Выслушав Юлины сбивчивые уговоры, Клара приоткрыла глаза и внимательно, словно изучая, посмотрела на нее и покачала головой:

– Нет, моя девочка, извини. Не хочу. Ни отдельной палаты, ни вкусной еды. Ничего не хочу. Я устала. Отпусти меня, Юлька! Ну сколько можно? Всем и всему есть свой срок. Зачем продлевать эти муки? Нет, я понимаю – никаких болей не будет, там обезболят! Но при этих уколах… Ох, девочка… Я это видела, когда уходила мама. У человека меняется сознание, он все время спит или отсутствует и уже ничего не соображает. Мама и меня не узнавала, в общем, человек уже между небом и землей, понимаешь? Вроде жив, но уже не человек. Так, существо. Да и зачем? Я прожила долгую жизнь, местами даже счастливую. Выжила даже тогда, когда было не надо… А теперь – все, понимаешь? Отпусти меня, Юля! Не мучай ни меня, ни себя! Да разве это жизнь? Но знаешь, – Клара попыталась улыбнуться, – я ухожу спокойной и даже счастливой – у меня была ты! Ты не просто скрасила мои последние годы. Ты, мое солнышко, придала моей жизни смысл. А если бы еще получилось с квартирой… Ох, Юленька! Я бы совсем была счастлива. Счастлива и спокойна. Все, милая, все, я устала. Я посплю, ладно? Да и ты отдыхай, тебе достается.

Юля лежала и смотрела в потолок. Как говорил отец, всегда надо попытаться поставить себя на место другого, и, если получится, ты сможешь его понять. Все правильно. Она представила себя на месте Клары. Хотела бы она продлить такую жизнь, стала бы за нее цепляться? Вряд ли. Хотя никто не может сказать, как бы он себя повел в этой ситуации. Но сильный человек выбирает свой путь. А Клара сильная. Все, спать. Она тоже устала. А завтра с утра она позвонит Кружняку, поблагодарит его и откажется от больницы.

Кружняк все понял, никаких лишних вопросов не задавал.

– Послушай, – сказала она, – Кларе хуже, сиделка приходит на пару часов. У меня работа. В общем, – Юля запнулась, – пока мы встречаться не сможем.

– Хорошо, – коротко ответил он, – звони, как получится.

Разговор подошел к концу, и надо было прощаться. И тут она почти выкрикнула:

– Ген, подожди!

Наверняка он ждал другого. Но, путаясь и сбиваясь, Юля рассказала о своей проблеме.

– О господи, Юля, и что ты так долго молчала? Это не проблема, девочка. Это проблемка. Вопрос только во времени, чтобы успеть.

– Спасибо, – выдавила Юля и положила трубку.

«Полчаса полежу, потом покормлю Клару и к своим, в Мансуровский, три недели у них не была», – решила она. Но полчаса не получилось – она проспала два часа, как провалилась. Слава богу, что Клара тоже спала. Впрочем, теперь она все время спит.

В Мансуровском было тихо и грустно. Выслушав Юлин короткий рассказ о Кларином самочувствии Александр Евгеньевич расстроился и ушел к себе. Тихо плакала Ася. Юля читала последнее Марусино письмо. Молча выпили чаю, и Юля поехала на Смоленскую. В тот вечер выпал первый снег. «Скоро Новый год, – подумала Юля, стоя у окна, – только бы Клара дожила. Она так любит этот праздник».

Назавтра она поехала в Ивановский переулок и сделала, как велел Кружняк – документы положила в папку, надписала ее и отдала офицеру на входе.

На улице Юля села на влажную лавочку, выкурила сигарету и медленно побрела по улице. Почему Кружняк не пригласил ее в свой кабинет? Не хотел видеть или был занят? А может, его просто не было? Вызвали куда-то или что-то еще?

Дошла до улицы Горького и поняла, что страшно проголодалась. Зашла в ближайшую стоячку – оказалось, что это сосисочная. Четыре горячих, раздутых сосиски, полбанки острейшей горчицы, три куска черного хлеба и стакан горячего чаю.

«Хорошо, что меня никто не видит, – подумала она, – стыда не оберешься! Вот ведь обжора! Зато согрелась и наелась». От сытости и тепла немного кружилась голова, и ей захотелось домой, под одеяло, включить Поля Мориа, укутаться, закрыть глаза и уснуть.

Хорошо, что сегодня сиделка до вечера, и она совершенно свободна. Афиша кинотеатра зазывала новой французской комедией. Может, в кино? А что, мысль.

Уснула Юля сразу после начала. Фильм прошел мимо – открыла глаза на финальных титрах. Усмехнулась: «Ну ты, мать, даешь».

В кинотеатре было душно, и Юля с радостью выскочила на улицу. Глотнув свежего воздуха, бодро пошагала к метро.

Падал легкий и редкий снег и тут же таял. Было тепло, она расстегнула молнию куртки.

Юля думала о Кружняке. Представляла его лицо – серые глаза, густые, широкие брови, тяжеловатый квадратный подбородок, красивый прямой нос, крупные, яркие губы. И волосы, густые, почти седые, жесткие. Ей захотелось прижаться к нему, вдохнуть горьковатый запах его одеколона и провести ладонью по его волосам.

«Остановись, – велела она самой себе. – Он даже не захотел тебя увидеть. Наверное, решил, что все, хватит. И правильно! Эта история никому не впрок».

Кружняк позвонил спустя три дня. Сухо и коротко сказал:

– Все готово, можешь зайти и забрать документы.

Сердце забилось так часто, что стало трудно дышать.

– К тебе? – быстро спросила она.

– Можно и ко мне. А если удобнее, забери на проспекте Вернадского. Сегодня или на днях.