Дом, в котором… не гаснет свеча

Он едва шевелил сухими, полопавшимися губами, а капли слёз оставляли влажный след на моих щеках.

— Я скучала.

— Я тоже, милая. Тоже.

Многие врачи говорили мне, что шансов нет. Он умрёт. И я как специалист видела, что шансы на жизнь просто минимальные, но что-то внутри мне шептало: «он будет жить, он справится, он не из тех кого можно просто взять и сломать как какую-то веточку». И я верила. Я верила не объективным фактам, которые подтверждались каждый раз, когда дело заходило об их обсуждении, а просто зову сердца, по шёпоту внутреннего голоса.

Дни сменялись неделями, недели месяцами, а месяца годами. Сменялась пора за порой. Я всё так же трепетно навещала его и ожидала его восстановления. Точно маленький ребёнок, верящий в сказки, придуманные взрослыми. И как бы это странно не прозвучало, постепенно бинты стали уходить. Лицо было уставшее, бледное, уже на веки затаившее в себе все ужасы партизанской жизни, но глаза, его голубые глаза, оставались такими же живыми, весёлыми и смотрели на меня ровно так же как и в первый день нашего знакомства.

Спустя пару лет он, вопреки всем вердиктам врачей, всё же встал на ноги. Счастью моему не было предела, а удивления врачей просто описать словами не возможно. Спустя какое-то время мы объединили свои судьбы обручальными кольцами и у нас родился сын, вон к нему еду, не видела давно.

Лёша сидел и внимал каждому слову. Мир для него перестал существовать. Бурлящие эмоции переполняли всё его тело.

— А что сейчас с вашим мужем?

— Он с сыном и внуком меня дожидаются.

Старушка приятно улыбнулась и засмотрелась в окно.

20 глава

— Да что мы всё обо мне, да обо мне.

Спустя полчаса задумчивого молчания начала новая знакомая.

— Чем ты увлекаешься? Зачем в Ленинград едешь? Неужто тоже по зову сердца юношеского решил ворваться в нашу бывалую столицу?

— Ни к кому я не еду, бабуль. Так просто. Родители уже поднадоели со своими учениями как жить, что делать.

— Молодёжь, молодёжь, не угодишь вам всё никак. Учишься ты где?

— В школе ещё.

— Поступать куда хочешь?

— Никуда. Я выбираю свободу.

— Ишь ты, свободолюбивый какой, — засмеялась та.

— Музыкант я.

— Музыкант, значит. — едва слышно проговорила, можно даже сказать, что выдохнула та. — Ну вам-то, больше нашего надо воли.

Лёша обвёл взглядом сидящих напротив его плацкарта людей, словно ища кого-то, вернее что-то. Пройдя немного дальше, взгляд его пал на мужчину с чехлом, стоявшим за спиной.

— Здравствуйте, можно взять вашу гитару?

Тот недовольно обвёл парнишку взглядом, но всё-таки протянул инструмент с тихим «берите». Парнишка тот час же вернулся к старушке и стал наигрывать незнакомые для присутствующих мелодии, сопровождая своими новыми для мира музыки текстами песен, что привлекло не мало постороннего внимания.

— Не знаю я этих ваших молодёжных песен, но звучат чудно.

— Спасибо.

— Слушай, а можешь сыграть что-нибудь этакое?

— Что именно?

— Тёмную ночь.

— Сейчас попробую.

Он провёл рукой по блестящим струнам и как только стали вырисовываться знакомые мотивы, новая знакомая запела. Голос её приятно ласкал слух и разливался по вагону.

— Верю в тебя, дорогую подругу мою. Эта вера меня, тёмной ночью хранила.

Когда уже стемнело, все разговоры путников приостановились до утра. На вагон легла сонная пелена и сквозь стук колёс слышалось сопение и лёгкое похрапывание. Лёшке не спалось, он задумчиво смотрел в окно на мелькающие тени деревьев и редких домов.

— Ну как ты?

Из темноты возник Рамзес. Его практически не было видно, а голос едва затрагивал тонкий слух юноши.

— Не плохо. Знаешь, сегодня впервые сыграл свои песни для настоящих слушателей и понял, что делаю это не зря, что кому-то обязательно таки понравится моя музыка.

— Я в тебе не сомневался, а она и подавно.

— Кто она?

— Не меня спрашивай. Задай этот вопрос лучше себе, а тут — он протянул указательный палец к сердцу парня — подскажут, правильны ли твои домыслы.

— Искра… — непроизвольно сорвалось из его губ.

— Возможно, это знать только тебе.

— Где же она теперь?

Спросил он, но, когда повернул голову никого возле него не было.

— Ушёл, значит.

Лёша тяжело выдохнул и положил голову на руки, лежащие на столе, так и уснул. Глаза расклеил уже утром, когда, звеня ложкой об стеклянные стеночки поездной кружки перемешивала сахар та самая старушка.

— Доброе утро, соня.

— Доброе утро.

Еле внятно промямлил тот, ещё не до конца проснувшись.

— Уснул поздно что-ли?

Пожилая женщина, решившая растормошить его вопросами, мило улыбнулась, запивая кусочек бублика тёплым чёрным чаем.

— Не сказал бы. Честно говоря, не помню когда и как уснул. В памяти плывут ночные деревья и дома, а дальше чернота. Вообще ничего не видно.

Та лишь тихо рассмеялась.

— Скучно. Ехать ещё день, но от скуки, кажется, сейчас на стену залезу.

— На стену лезть не надо. Есть кое-что получше.

Та повернулась к своей сумочке и стала что-то искать.

— Читать любишь?

— Не любитель, но иногда могу глазами по страницам побегать.

— Не любитель. — тихо повторила женщина. — Раньше, мы с библиотек не выходили, но тут уже новое поколение. Раз не читаете, значит не надо вам это.