Бесцельно побродив из комнаты в комнату, отметив дела, которые нужно сделать в квартире, послав их к черту, Анна Аркадьевна легла на диван. Анализировать ситуацию.
Илья не стал бы изображать равнодушие. Или стал бы? Так никуда не продвинуться. Принимаем за данное, что наветы Ирины Викторовны, необходимость мчатся в Москву, жена с посторонним мужчиной в ресторане – все это не взволновало его. Почему? Есть несколько вариантов ответа. Ерунда! Ответ только один. Он разлюбил Анну Аркадьевну. Ревновать нелюбимую женщину все равно, что сверяться по часам, которые стоят. Как давно это случилось? Несущественно. Почему? По кочану – самый логичный ответ. Кто и когда мог объяснить, отчего проходят чувства? От времени. Говорят, время лечит. Оно же и убивает нас, подводя к последней черте, и убивает в нас те чувства, которые казались вечными. С другой стороны, ссылаться на время – это примитивно. Должна быть причина ясная, простая, житейская. Екатерина Григорьевна! Соседка по даче, любительница выпечки.
Анна Аркадьевна задремала. Ей должны были сниться кошмары ужасной измены мужа, что ее разлюбил, но сон был глубок, спокоен, без сновидений, напоминающих пошлый сериал.
Очнулась, когда темнело. Десять часов! Схватила телефон – муж не звонил. Набрала его номер – не отвечает. Набирала каждые три минуты, раз десять. Что-то случилось. Трескает пироги с вдовушкой? Пусть бы! А вдруг с крыши свалился или электрической пилой пальцы отрезал? – вспомнились травмы, полученные мужиками в их селе. Проверила наличные в кошельке – на такси до дачи не хватит. Сходить к банкомату, снять. Нет, такси притормозит, она снимет по дороге.
Илья Ильич ответил, когда Анна Аркадьевна решила, что звонит сыну, отправится вместе с ним, потому что одной ей не выдержать вида окровавленного бесчувственного мужа.
– Илья! Ты жив?
– Вполне.
– Бессовестный! Объедаешься пирогами Екатерины Григорьевны, а я с ума схожу!
– Поливал грядки и в теплице. Кстати, еще не ужинал.
– Я… я приеду и буду готовить тебе ужины, и обеды, и завтраки.
– Аня! Ты что, плачешь?
– Не-не звонил, на мои звонки не отвечал… Ду-думала, упал с крыши, руки отрезал…
– Дурочка! Если бы я отрезал руки, то позвонил бы тебе с помощью пальцев ног.
– Тебе смешно!
– Нет, просто есть очень хочется. Пообедать-то не удалось. В отличие от некоторых.
– Вот именно! Ты меня не ревновал! Ты! Который ходячая бочка с концентрированной ревностью, – вытерла ладонью щеки Анна Аркадьевна.
– Рано или поздно любая бочка опустошается.
– Особенно когда имеются вкусные пироги с капустой. А другая рекордная капуста зреет на грядке.
– Вот не надо перекладывать с больной головы на здоровую! У самой-то рыльце в пушку.
– Да! Я тебе не говорила, что встречусь с Зайцевым, – не «встречалась», а «встречусь», как бы единственный раз. Сработал защитный механизм. – Чтобы ты не нервничал.
– Анюта! С раннего утра до позднего вечера я вкалываю на стройке, в саду и на огороде. Нам, труженикам, не до барских сантиментов.
– Может быть, дело в другом, Илья? В старости? Тебе наговорили сорок бочек арестантов, ты сорвался, приехал, застал жену с другим мужчиной. Но ведь не в интимной обстановке. Спокойно выдохнул и поехал поливать теплицу. Подожди, не перебивай! Сочинив в картинках сериальную историю твоего грехопадения с Екатериной Григорьевной, я… Внимание!.. Уснула! Где беснование, заламывание рук, проклятия, рыдания или хотя бы коматозный ступор? Ничего подобного. Богатырский сон. Мы старые, да?
– Уж не молодые.
– Давай я завтра приеду на электричке? Мне очень одиноко, и это несправедливо – спать с тобой в разных постелях.
– Положим вставные челюсти в один стаканчик, сольемся в резонансе общего храпа. Анюткин! Если ты не встретишься с Казанцевыми, не выполнишь свою святую миссию, то изведешь себя. Только не ставь цели победить, вразумить, надоумить. Просто донеси свое мнение. Есть люди, чье мнение дорого стоит. Как дорого и то, что они свое мнение потрудились донести. Андрей нормальный парень. Был таким. Валентина…
– У нее стеатопигия? – язвительно напомнила Анна Аркадьевна.