– К посланию. – Айронз говорил тихо и ровно, однако за этим чувствовалось упорство, даже неистовство.
– Раз так, дайте его мне, – потребовал Мервин и протянул руку, ожидая записки.
– Взять его нельзя, сэр; можно только услышать.
– Тогда от кого оно и о чем гласит? – Мервин вновь стал терять терпение.
– Прошу прощения, мистер Мервин; у меня в церкви – в чейплизодской церкви – масса дел, приходится возиться то в одном конце, то в другом, то ни свет ни заря, а то и поздно вечером, и все в одиночку, сэр; и когда я прохожу над южным склепом, я часто думаю о вас.
– Я хочу знать, сэр, что за послание вам поручено передать и кем? – настойчиво повторил Мервин.
– Вашим отцом.
В мрачном диком недоумении Мервин взирал на Айронза, гадая, в своем ли тот уме; ему, казалось, пришлось подавить некоторый испуг, прежде чем вновь дать волю негодованию.
– Вы ошиблись, мой отец умер.
В его приглушенном голосе ярость боролась с волнением.
– Умер, сэр, совершенно верно, – отозвался угрюмый пришелец с той же слабой улыбкой и вызывающим спокойствием.
– Говорите, любезный, кто прислал вас?
– Достопочтенный лорд виконт Дьюноран, ныне покойный.
Я говорил уже, что хрипотца в голосе выдавала его недавнее общение с бутылкой.
– Да вы пьяны и при этом имеете наглость приплетать имя моего отца к своим вздорным хмельным фантазиям, забулдыга вы несчастный!
В тот же миг пробегавшее облако заслонило луну; Айронз потемнел – казалось, он, как обиженное привидение, вот-вот исчезнет. Продолжалось это не более минуты, в вернувшемся свете Айронз возник вновь и заговорил:
– Глоток виски в «Доме Лосося» – перед приходом сюда, для храбрости. Я не пьян – и близко нет.
Ответ прозвучит совершенно безразлично, словно Айронз беседовал сам с собой.
– Но… но почему же вы о нем заговорили? – повторил Мервин, охваченный странным волнением.
– С вашего позволения, сэр, не о нем – от его имени. Что, если мне поручено передать вам послание, – вы не хотите его выслушать?
– Вы спятили, – смерив Айронза ледяным взглядом, проговорил Мервин; ему начало казаться, что происходящее он видит во сне.
– Скорее спятили
– Что? Что он заявил? О чем? Что вы можете доказать? Говорите, любезный! – Белки Мервина сверкали в лунном свете, рука потянулась к глотке Айронза; он трясся и выглядел как безумный.
– Держите руки при себе или ничего больше не услышите, – предостерег Айронз, также слегка изменившись в лице.
Мервин молча опустил кулак и, поджав губы, нетерпеливо кивнул клерку.
– Да, сэр, он желал, чтобы вы узнали: он этого не делал… и я могу это доказать –
В этот миг в руке Мервина что-то сверкнуло; с грохотом опрокинув стул, он двинулся к Айронзу.
– Вы у меня в руках, один шаг – и вы мертвец, – хрипло произнес клерк, удаляясь в глубокую тень, к двери; в его вытянутой руке тускло поблескивал пистолетный ствол.
– Стойте – не уходите, – отчаянно крикнул Мервин, – заклинаю вас… умоляю… кто бы вы ни были, вернитесь… видите, я безоружен. – И он швырнул шпагу назад, к окну.
– Вы, молодые джентльмены, чуть что, готовы напуститься на бедняг вроде меня; хорош бы я был, сэр, если бы не позаботился о себе заранее, – сказал Айронз своим обычным ровным тоном.
– Не знаю… мне
– Помните, сэр, вы дали слово, – в прежнем тоне произнес клерк, медленно отступая к двери; правую руку он держал в кармане, глаза спокойно, но подозрительно следили за движениями Мервина.
– Не знаю, кто вы и что вы, но если вы знавали когда-нибудь человеческие чувства… я хочу сказать, если вы хоть сколько-нибудь способны к состраданию, то лучше убейте меня одним ударом, чем дразнить жуткой надеждой, что была моей пыткой – вернее, безумием – всю мою жизнь.
– Хорошо, сэр, – произнес Айронз мягко, с тенью безмятежной улыбки, – если вы хотите говорить со мной, придется вам вести себя иначе, потому что, сказать правду, вы и не знали, а ведь были на волосок от смерти; ни одна живая душа не должна проведать, что Зикиел Айронз, клерк, побывал здесь в ночь на вторник; я не желаю вам зла, но, если бы заподозрил, что вы меня выдадите, застрелил бы вас прямо сейчас.
– Вы хотите, чтобы ваш визит остался тайной? Что ж, клянусь молчать. Продолжайте.
– Мне немногое осталось сказать, ваша честь, но сперва: как вы думаете, ваши слуги слышали только что шум?
– Старуха глуха, а ее дочь после захода солнца боится даже шевельнуться. Не бойтесь, они не помешают.