Дом у кладбища

– Так вот, послушай, душечка. – Тетя Бекки тронула веером руку Лили. – Это верно, как то, что ты здесь сидишь: Гертруда к кому-то неравнодушна, и, думаю, я скоро узнаю, кто он. Ну как, догадываешься, дорогая? – Тетя Бекки сделала паузу; она улыбалась и, как отметила про себя Лили, была слегка бледна.

– Нет, – ответила Лили, – нет, правда, понятия не имею.

– А если я скажу, что это один из наших офицеров (у меня есть причины так думать)? Теперь догадываешься? – Тетя Бекки глядела прямо на нее, прижимая к губам веер.

Настал черед Лили побледнеть, а потом вспыхнуть так, что она почувствовала жар в ушах и опустила взгляд на ковер. Однако же у нее было время прийти в себя; как я уже сказал, тетя Бекки, слегка бледная, смотрела прямо на нее и терпеливо ожидала, каков окажется итог ее предполагаемых размышлений. Лилиас поняла, что речь идет не о Деврё (на это ей хватило мгновения), и быстро взяла себя в руки.

– Офицер? Нет, тетя Бекки; конечно, есть капитан Клафф – он всегда присоединяется к вам, когда вы с Гертрудой отправляетесь вниз по реке послушать оркестр, – и лейтенант Паддок, который поступает точно так же, но, знаете…

– Ну хорошо, дорогая, всему свое время. Гертруда очень скрытна и горда к тому же, но скоро я все узнаю. Мне известно точно, дорогая, что недавно вечером на луг под окно приходил какой-то офицер и спел строфу из французской песни; он был с гитарой и в плаще. Я могла бы назвать его имя…

– Назовите; пожалуйста, назовите, – изнывая от любопытства, взмолилась Лили.

– Да, но… не сейчас, дорогая. – Тетя Бекки опустила взгляд. – Это… на это есть причины; могу только сказать, что началось все в тот самый день, когда она отказала мистеру Мервину. Впрочем, я и забыла, что тебе и об этом ничего не известно… но, как бы то ни было, ты не проговоришься.

Тетя Бекки поцеловала Лилиас в щеку и назвала ее «моя мудрая маленькая Лили».

– Дорогая, он появляется с тех пор регулярно и до самого последнего времени почти не прятался; удивляюсь только, как его не заметили все вокруг. Лили, дорогая, – энергично продолжила тетя Ребекка, поднимаясь с дивана (что-то за стеклянной дверью в сад привлекло ее внимание), – твои чудесные розы все утопают в грязи. О чем только думает Хоган? А прямо у двери коробка с гвоздями! Да будь он у меня на службе, я бы этими самыми гвоздями прибила к стене его уши.

И тетя Ребекка принялась зорко высматривать сквозь стекло, где обретается проштрафившийся садовник; к счастью, тот не появился. И тетушка Бекки обратилась к иным предметам, а в скором времени вспомнила о своем славном учебном заведении на Мартинз-роу; она посмотрела на часы, в крайней спешке откланялась и удалилась, сопровождаемая Домиником в ливрее и двумя собачонками; Лилиас же осталась наедине со своими грустными мыслями.

Глава XLII Доктор Стерк всячески пытается отсрочить свой близящийся крах

Время потихоньку шло, и настал тот день, когда Стерку предстояло выплатить арендную плату или считаться с последствиями, весьма тяжкими. Предыдущий день он провел в Дублине. Все его финансовые усилия свелись к тягостной и бесплодной суете. Ему приходилось обращаться с просьбами к людям, которых он ненавидел, и выслушивать отказы, притворяться, что верит лживым отговоркам, изображать беззаботность, меж тем как каждая очередная неудача оглушала его, как удар дубиной по голове; непринужденно удаляясь с вымученной улыбкой на устах, он чувствовал, что близок к безумию. Когда дорогой, шедшей через низину, Стерк возвращался в Чейплизод, было уже темно; упавший духом, измученный, он хмуро созерцал ровную темную ленту дороги, а минуя печально знаменитую Конуру, желал одного: чтобы на него напал грабитель; это оправдало бы его полное безденежье, и ни один кредитор в мире не отказал бы при таких обстоятельствах в небольшой отсрочке; доктор – ей-богу! – согласен был даже, чтобы при этом прострелили его несчастную больную голову. Однако разбойники, как и банкиры, словно чуяли, что тут им не светит ни гинеи, и не оказали ему даже этой ничтожной услуги.

Вернувшись домой, Стерк послал в «Феникс» за Клаффом и попросил его отозвать в сторонку Наттера (тот тоже находился в «Фениксе») и поговорить о небольшой отсрочке платежа или хотя бы его части. От самого Клаффа, впрочем, Стерку не было бы никакого проку: тот не мог сейчас выложить на стол и десяти фунтов, даже под угрозой смерти. Но Наттер сказал только:

– Арендная плата идет не в мой карман; я не полномочен делать уступки или отменять ее; Стерк к тому же ненадежен. Вы можете ссудить ему нужную сумму? Я не могу.

Его слова образумили Клаффа. Он ведь взялся за это дело по-приятельски, с великодушным пылом.

– Клянусь Юпитером, Наттер, не берусь вас осуждать; между нами говоря, боюсь, что вы правы. Скажу вам на ухо: мы, из Королевской ирландской, сделали все, что могли. Мне жаль, конечно, что бедняга загнал себя в угол, но, черт возьми, нужно иметь совесть, и если вы считаете, что деньги могут пропасть, то все, я не настаиваю.