Дом у кладбища

– Вам известно, – начал Тул, сердито пофыркивая, – вам известно, что мы, врачи, всегда стремимся сделать все возможное; но вам нужно иметь в виду, что с трещинами… двумя трещинами… на макушке и с оперированным затылком, сразу после трепанации, вам, разумеется, есть чего опасаться.

– Понимаю, сэр, – Стерк говорил совершенно спокойно, но лицом сделался страшно похож на покойника, – все, что я хочу знать, это сколько я еще проживу.

– Вы можете поправиться, сэр… это возможно… но, конечно… это возможно… шанс есть; но дело может обернуться и иначе, – сказал Тул, беря понюшку.

– Ясно, сэр… этого довольно. – Наступила пауза. – Я хотел бы причаститься и почитать молитвы со священником… Господи, помилуй мя… и мое завещание… всего несколько слов… не думаю, что у меня много осталось, но есть документ на право распоряжения имуществом… страховка на шестьсот фунтов, облигация… я устал.

– Вот, примите это. – Тул дал ему шесть ложек разведенного водой кларета, и больной, судя по виду, немного ожил. – У вас нет необходимости спешить… клянусь честью, доктор Стерк, – сказал Тул. – Полежите немного спокойно, вы очень разволновались, сэр, – пульс учащенный; для такой тревоги нет причин, клятвенно вас заверяю… скорее всего, вы поправитесь, это вполне вероятно.

Продолжая говорить, Тул накапал что-то в рюмку из склянки – нюхательную соль или эфир, трудно сказать, но, когда доктор Стерк проглотил лекарство, воздух наполнился своеобразным ароматом.

Наступила тишина, Тул держал больного за запястье. Некоторое время Стерк был, казалось, на грани обморока, который в данном случае весьма походил бы на смерть.

– Есть здесь бутылка с кларетом? – осведомился Тул несколько нетерпеливо, потому что пульс Стерка выкидывал коленца, подскакивая и замирая в пляске смерти.

– Чего вы хотели, сэр? – спросила служанка.

– Вина, женщина… сию минуту. – Доктор притопнул ногой.

Схватив бутылку, он в тот же миг наполовину наполнил стакан и стал вливать ложку за ложкой в белые раскрытые губы Стерка.

Лоу выглядел очень встревоженным; он, как и Тул, ожидал чудовищных разоблачений, хотя каждый из них подозревал, что их содержание вполне можно предугадать.

– Дайте ему еще, – распорядился Тул, сжимая пальцами запястье больного и заглядывая ему в лицо. – Да не бойтесь вы, черт… еще, больше… больше!

И так постепенно в доктора Королевской ирландской артиллерии влилось дыхание жизни, пусть прерывистое и трепещущее; он несколько раз глубоко вздохнул и пошевелил губами. Некоторое время он лежал тихо, а потом заговорил.

– Перо, сэр… пишите, – произнес он. – Он встретил меня в Мясницком лесу и сказал, что собирается в город и там заночует. – Стерк страшно застонал. – Он стал говорить о делах… повернул назад и немного прошелся вместе со мной. Я не ждал, что его там увижу… он был откровенен… и вел честный разговор. Мы не спешили. Он шел на шаг впереди меня, засунув руки в карманы, и глядел в небо; потом резко обернулся… я не знал… мне и в голову не приходило опасаться… и нанес мне удар чем-то, что было у него в руке. Он вытянулся, чтобы ударить, – стал на цыпочки… все произошло так быстро, у меня не хватило времени… я не видел, чем он замахнулся; это походило на короткий кусок каната.

– Чарльз Арчер? Вы его знаете, доктор Тул? – спросил Лоу.

Тул помотал головой.

– Чарльз Арчер, – повторил Лоу, – где живет этот Чарльз Арчер? – и сделал знак Тулу, чтобы тот молчал (Тул как раз собрался заговорить).

– Здесь… здесь в городе… в Чейплизоде, немного выше по реке, под… под… вымышленным именем, – отозвался Стерк.

И когда он произнес имя, Лоу с Тулом молча обменялись пристальным мрачным взглядом, который был поистине страшен.

Глава LXXXIX Некий исполнитель потчует общество горестной балладой, приведшей мистера Айронза в заметное волнение

Похоже, мистер Дейнджерфилд до тонкостей разобрался в характере Зикиела Айронза. Приходский клерк всерьез преисполнился решимости сделать отважный шаг, на какой толкал его достопочтенный джентльмен. По натуре своей Айронз не отличался расторопностью. Стоило какой-то одной мысли засесть у него в голове – и для другой места там уже не оставалось. Из боязливости он подолгу строил каверзы втихомолку, однако раздразненное до определенной степени малодушие могло зажечь его яростью и подвигнуть, доведенного до крайности, на самые отчаянные поступки.

От калитки Медного Замка, где состоялась его беседа с мистером Дейнджерфилдом, Айронз направился к деревне. Принятие присяги он отложил до восьми утра: мера эта и без того явно запоздала во всех отношениях, но была необходима для дачи показаний viva voce[71], когда клерка, наряду с прочими свидетелями, вызовут на допрос в преддверии судебного процесса по делу Чарльза Наттера. Узловатыми пальцами Айронз стискивал в кармане серебряную монету, полученную им от мистера Пола Дейнджерфилда, и всю дорогу прошагал с каменным лицом, выражавшим мрачную сосредоточенность, и ни разу не поглядел по сторонам.