Я зашагал от него прочь, чтобы и этот не завел ту же песню, что отец. Потом обернулся: он шел, слегка покачиваясь, к дому. Мне стало жаль его. Все носят авоськи за ручку, а он, чтобы авоська не волочилась по земле, намотал ручку на пальцы. Бедный карлик. Но он же сказал мне: «Что ты здесь делаешь?» Ну и что! Все это говорят. Можно подумать, все так говорят, чтобы спокойно вершить свои черные дела и не беспокоиться при виде меня. Я прошел еще чуть-чуть, чтобы опять не встретиться с карликом, потом остановился, подождал немного, и, когда вернулся к пляжу, сердце мое заколотилось: Нильгюн давно пришла и лежит на песке. Когда же ты пришла? Она лежит, как вчера, не двигаясь, держит перед собой книгу и смотрит в нее. Я было растерялся, как вдруг кто-то закричал:
– Опа! Смотри не зевай!
Я вздрогнул, оборачиваюсь – наш Сердар.
– Ну чего, какие новости? – спросил он. – Чего здесь делаешь?
– Ничего.
– Что, караулишь тут кого-нибудь?
– Нет, – соврал я. – Есть одно дело.
– Да не ври ты, – сказал он. – Смотришь на пляж жадными глазами. Как не стыдно! Смотри, все расскажу Мустафе вечером!
– Никого я не караулю, – упрямо повторил я. – Жду одного знакомого. А ты что делаешь?
– Шел в мастерскую, – он показал сумку в руках. – Ну и кто этот твой знакомый?
– Ты не знаешь, – ответил я.
– Да нет тут у тебя никакого знакомого, – сказал он. – Ты внаглую глазеешь на девчонок. Ну и кто из них твоя знакомая?
– Ладно, – сдался я, – покажу тебе, только смотри осторожно, чтобы она не заметила.
Я указал головой на Нильгюн, он посмотрел на нее и сказал:
– Книжку читает. Откуда это ты ее знаешь?
– Здесь познакомился, – ответил я. – Очень давно, когда здесь не было ни одного нового дома, стоял только один наш каменный дом на холме, и еще их дом – старый и странный, а еще был маленький зеленый магазинчик на месте нынешнего рынка. А больше ничего не было. Ни Верхнего квартала не было, ни фабрик не было, ни Нового квартала, ни Эсентепе. Не было ни этих дач, ни пляжа. Поезда в те времена ездили не мимо фабрик и складов, а мимо садов и фруктовых рощ. Вот так!
– Красиво здесь было тогда? – спросил он задумчиво.
– Красиво, – ответил я. – Даже черешни цвели весной по-другому. А рыбу в море можно было руками ловить, опустил руку в воду, и рыба сама к тебе плывет, если не кефаль, то сельдь.
– Красиво рассказываешь! – сказал он. – Скажи лучше, зачем ты ждешь эту девушку.
– Собирался ей кое-что отдать, – сказал я. – Одна ее вещь оказалась у меня.
– Что?
Я вытащил и показал расческу.
– Дешевая, – заметил Сердар. – Эти такими не пользуются. Дай-ка!
Я дал ему посмотреть, чтобы он мне позавидовал. Он взял расческу и начал ее сгибать, черт бы его побрал.
– И ты теперь влюблен в нее?
– Нет, – сказал я. – Осторожно, сломаешь.
– Ты покраснел! Значит, ты влюбился в эту богачку.
– Не гни! Жалко будет, если сломаешь.
– Почему это? – спросил он, внезапно положил расческу в карман и пошел прочь.
Я побежал следом за ним.
– Перестань, Сердар, – говорил я. – Все, хватит шуток.
Он не ответил.
– Все, поиграли – и хватит, отдай расческу! – Он опять не ответил. – Дружище, разве сейчас удобное время для шуток? Стыдно же!
В этот момент мы проходили мимо очереди у входа на пляж, и он громко крикнул:
– Братишка, ты же мне ничего не давал! Все, перестань за мной ходить, как не стыдно!
Все вокруг смотрели на нас. Я молчал. Немного поотстал и только осторожно следил за ним издалека. Потом огляделся – вокруг никого, догнал его, схватил за руку и вывернул ее. Он пытался освободиться. Тогда я вывернул еще сильнее, чтоб ему было больно.
– Ах ты гад! – заорал он, выронив сумку с инструментами. – Отпусти, сейчас отдам!
Он вытащил из кармана расческу и бросил ее на землю:
– Ты что, не понимаешь шуток, тупица?
Я поднял расческу и положил в карман – хорошо хоть с ней ничего не случилось.
– Ты ничего не понимаешь! Шакал недоразвитый!
Врезать ему, что ли? Я повернулся и зашагал к пляжу. Он выкрикивал мне вслед ругательства, а потом проорал, что я влюбился в богачку. Не знаю, слышал ли это кто-нибудь. Мне стало стыдно.
Когда я пришел на пляж, Нильгюн уже ушла. Я запаниковал, но тут увидел ее сумку. Значит, не ушла. Вытащил из кармана расческу и стал ждать, пока она выйдет из воды.