– Держите. Здесь от верхних комнат. Обитателям нижних разрешено закрываться изнутри.
Карлсен потянулся и забрал связку.
Улыбнувшись, доктор спросил:
– Думаете, до рассвета ещё кто-то умрёт?
Адам Карлсен взглянул на часы – было четверть седьмого – и мрачным голосом сказал:
– В детстве мне нравилась одна сказка о ночи, которая наступала раз в году и стирала людей. Они просто исчезали, в каком-то произвольном порядке, без видимой причины.
– Мне нравилась про старуху и погнутый шестипенсовик, – ответил доктор.
– Скандинавский фольклор более жесток.
– Выходит, это мне следует бояться вас.
Карлсен оценил шутку, но заметил:
– Пока не кончится ночь, пока мы все не выйдем на свет божий, мы должны сидеть, смотреть и слушать.
Доктор одобрительно кивнул.
Потом чуть нахмурился и подался вперёд.
– А вы что сами думаете? Какой психотип, по-вашему, способен совершить всё это? Мне кажется, вы знаете гораздо больше, чем поделились со мной.
Адам поглядел на доктора. Глаза Джейкобса лукаво поблёскивали.
– Вы тоже, мистер Джейкобс, знаете больше, но отчего-то не хотите делиться.
– От того, чем владею я, расследование не заиграет новыми красками, – отмахнулся доктор.
– В таком случае давайте сверим наши мнения, – предложил Карлсен.
– Давайте.
– Вы начали с Венеры.
Это было не тем, чего ожидал Джейкобс. Но он всё-таки кивнул и подтвердил:
– Начал.
– Венера, потому что перед глазами у вас всё ещё был распахнутый халат Ольги.
– Предположим, – согласился доктор, немного смутившись.
– Венера, в представлении художника, плывёт по воде в раковине, на которую дует Зефир, западный ветер. Гомер описывал Зефира как бога, от чьего дыхания наступала весна. Для меня весна – взрыв Телевага, где был мой дом. Эту новость я услышал на рассвете. На рассвете ваша сестра встретила незнакомца – Томпсона. Почему-то Томпсон вызвал в ней ассоциации с воскресеньем. Как вы думаете, почему?
У Майкла Джейкобса не нашлось никаких догадок.
– Этот момент мне кажется важным, – заметил Карлсен. – Далее. Воскресенье – конец недели…
Доктор несколько оживился:
– Тут я смогу помочь. Мама Томпсона умерла в воскресенье много лет назад.
– Ясно, – произнёс Адам. – Вот, значит, откуда взялось и «тело», благодаря которому мы все услышали про Ванессу.
– Сомнений нет.
– Жаворонок – отличный противовес чему-то грустному, тёмному, – продолжил Адам.
– Пожалуй, соглашусь.
– Кровь – тут всё понятно. Наши утренние анализы в начале недели.
– Верно.
– Следом было «обещание» и адресовано было вам. Полагаю, не случайно.
– Что конкретно вы полагаете? – не понял Майкл.
– Вы могли обещать Ольге, забирая её из монастыря, что будете любить её?
– Мог и вообще-то обещал, – твёрдо заявил доктор. – Но эта любовь сродни заботе, а не та, о которой вы говорите.
– Что ж, похоже, ей вы этот момент не уточнили, – не глядя на Джейкобса, подытожил Адам. – Что было дальше?
Неуверенно доктор, водя по лбу указательным пальцем, сказал:
– Вроде бы ночь.
– Нет, вы ответили «время».
– Да, верно, время.
– О чём вы думали в ту секунду?
– Признаться, в тот момент я больше всего хотел побыть один.
– Вас расстроила мысль о погибшей невесте?
Доктор кивнул.
– Было сложно сконцентрироваться. И я сказал первое, что увидел – это была ночь в окне.
– Которую боялся Бульденеж.
Доктор снова кивнул.
– И мы знаем почему. Следом была «измена», вероятно, он всё же раскаивался за своё давнишнее преступление.
– Возможно.
– И вновь ваша сестра подкидывает мне загадку. Сено. Что за сено перед ней возникло при слове «измена»?
– Для меня это такая же загадка, – протянул Джейкобс.
– Но, по всей видимости, измена так или иначе имела к ней отношение, ведь следом прозвучало «сердце».
– Должно быть, вновь её образ вдовы…
– Опять вы врёте! – взорвался молодой человек. – Так мы ни до чего вразумительного с вами не дойдём.
Майкл Джейкобс счёл верным не отвечать.
Карлсен, хмурясь, отвернулся к огню.
Помолчав, доктор взвешенно произнёс:
– Мать Томпсона сгорела заживо. Отсюда и тлен. Томпсон был в замешательстве, мысли не давались, и он сказал «снег» при взгляде в окно. Вы ответили «дом». Предположу, что снег – это первое, что вы представляете, вспоминая дом.
Адам ничего не комментировал и только слушал.
– «Убийцу» вы, конечно, уже минуту как вынашивали и неспроста кинули тот мяч Ольге. Вас уже тогда встревожило «тело».
Доктор вздохнул. Когда заговорил вновь, его тон изменился, голос наполнился тревожными нотками.
– Почему Ольга сказала «ад», вот этого я так и не разобрал.
Адам Карлсен вдруг ухмыльнулся и прямо посмотрел на доктора.
– Вот видите, мистер Джейкобс, вы мне не говорите про сено, потому и я не скажу вам, что означал «ад».
– Обидно, правда? А ведь мы с вами не дети.
Палец доктора вновь поглаживал лоб.