Дом проклятых душ

Повеяло ветерком, и Маша вдруг осознала, что уже вечереет. То-то так тихо стало – деревня рано спать ложится!

В этой мирной тишине, где был слышен каждый звук, она отчетливо различила бы рокот мотора, если бы Жука все же заявился сюда. Однако вечерний покой ничто не нарушало, и Маша шла себе да и шла, пока впереди не показался дом с петухом на крыше.

Уселась передохнуть рядом с ним на траву, размышляя, не стоит ли обойти дом и попытаться понять, где именно он смыкается с той развалюхой, которая стоит на Почтовом съезде. Нет, глупости, конечно, никаких видимых глазом тоннелей тут не настроено!

Маша сидела и сидела, не в силах заставить себя встать и подняться на крыльцо.

А вдруг ее там ждет Жука? Обнаружил ее побег, проверил дом на Почтовом съезде, убедился, что гвозди на месте, понял, что этим путем Маша в Завитую не проникла, поехал на улицу Дунаева, убедился, Маши дома нет, начал ей названивать, но телефон не отвечает…

Ах да, про телефон-то она забыла!

Когда включила его, испугалась: а если Жука каким-то образом умудрится ее теперь засечь? Вроде бы есть такие программы шпионские… чего сейчас только нет!

Не выключить ли снова?

Нет, не выключила: стыдясь сама себя, признала, что ей интересно: а не дозванивался ли за это время Иван Горностай?

Однако дозвониться до нее не пытались ни Жука, как это ни странно, ни Горностай, как это ни грустно.

Да, грустно! Маша сама удивилась своему разочарованию…

Неужели он до сих пор лежит без сознания? Или очнулся, но просто не догадался пошарить в карманах телогрейки? Или в игру вступила Фирочка? И-роч-ка, тварь такая!

Или до него добралась та влюбленная особа, страстную речь которой Маша случайно услышала, прежде чем найти связанного Горностая? А кстати, куда все-таки подевалась та женщина? Ведь комната, где Жука держал Горностая, была заперта?..

И Маша задумалась – могла бы и раньше, конечно, обратить на это внимание, но события развивались слишком быстро, было не до тонкостей осмысления! – о том, что лексика подслушанного ею разговора была довольно странной. Мягко говоря, не современной. Особенно когда женщина говорила о тех приворотных зельях, которые использовала: «И соль наговоренную в ворот рубахи тебе зашивала, и кошку черную вываривала, чтобы косточку-невидимку добыть и тебя намертво приворожить! И кровь свою месячную тебе в вино добавляла!»

Ну ладно, кровь – это, так сказать, вечное и в самом деле очень сильное приворотное средство. Но кто в наше время будет вываривать черную кошку?!

И не только в лексике дело! Маша совершенно пропустила мимо ушей то, с чего начинался разговор. А ведь Горностай ясно сказал: «Ты меня под пулю привела!»

Как можно было не обратить на это внимания?! Ведь Маша и раньше знала, что Горностая подставила под пулю Марусенька.

Тогда что? Тогда это был не тот Иван Горностай, которого развязала Маша, а тот? Из прежних времен? И Маша случайно услышала разговор, происходивший не в наше время, а… когда там был подстрелен Иван Горностай? Лет триста назад, сказал Жука? И кто такой Донжа, кстати сказать?

Итак, Горностай охотился на этого Донжу, когда прозвучал предательский выстрел.

Но этого Донжу выдала ему Марусенька! Она сама об этом сказала: «Тебе не я была нужна – тебе Донжа был нужен! С моей помощью ты хотел до него добраться! И я ради тебя, ради твоей любви помогала тебе! Я тебе Донжу выдала, я ему злом за добро заплатила, а ведь он нас с сестрой приютил, он нам помог людьми стать!»

Господи милостивый! Марусенька – черная коза. Глафира – ее сестра. Это им помог Донжа стать людьми? Козам черным? Он что, и впрямь был колдун?!

Мистика какая-то…

Маша в отчаянии стиснула виски, и этот жест, многажды описанный в романах и казавшийся ей прежде исключительно книжным и надуманным, сейчас как нельзя лучше выразил ее отчаяние и полнейшую растерянность.

«Так, – сказала она себе, – давай думай! Начнем с самого начала! Был какой-то колдун Донжа…»

Начать с самого начала не получилось, потому что до Маши донесся рокот автомобильного мотора.

Жука! Он здесь!

Не думая, не рассуждая, Маша бросилась в дом. Рванула дверь… уже когда переступила порог, сообразила, что это вполне мог быть какой-нибудь деревенский грузовик, но поздно – она уже была в доме, дверь с негромким стуком закрылась за спиной, а впереди открылись дощатые сени.

Неподалеку видна еще одна дверь. Нет, это не та дверь, через которую Маша пробегала в первый раз. Та была впереди, а эта сбоку.

Вернуться? Но ведь она приехала в Завитую ради того, чтобы оказаться в этом доме!

«Зачем я сюда приехала? – вдруг в отчаянии спросила себя Маша. – Зачем вообще влезла в эту историю?! А вдруг случится чудо и через эту дверь я попаду на Почтовый съезд? Клянусь, тогда я больше никогда… – Она печально усмехнулась: – Нет, Шуйский, не клянись, как сказал Годунов у любимого Пушкина! Ты ведь просто с ума сойдешь, если не узнаешь, что здесь происходит!»

Да, если прежде птичка пела над ее головой: «Этого не может быть!» – то теперь она кричала неотвязно: «Знать, знать, знать!»