Они все равно ее увидели – с набережной на противоположном берегу. А потом еще полчаса что-то кричали, прыгали, улюлюкали и показывали на нее пальцами, пока наконец им это не надоело. Все это время Кати сидела на корточках, обхватив себя руками за плечи, и плакала без слез.
Собак. Не знаю, почему так. Когда я была маленькой, я мечтала о собаке: большой, лохматой, с добрыми глазами. Такой, чтобы можно обнять ее за шею или кататься на ней, как на пони. Сенбернар подошел бы в самый раз. Но потом что-то случилось… Наверняка что-то случилось. Может, меня покусала какая-нибудь шавка, а я об этом забыла? Такое возможно?
Сейчас, если я встречаю собаку, меня трясет, ладони потеют, голос дрожит так, что я двух слов не могу связать. Хочется лишь одного – бежать, и как можно дальше. Спрятаться в какую-нибудь норку, где никакая собака меня не достанет, и сидеть там до скончания дней.
Герберт (мамин приятель) говорит, что я должна учиться справляться со своими страхами. Что я должна ими командовать, а не они мною. Он не понимает или не хочет понимать, что это сильнее меня. Думает, я просто выделываюсь, чтобы привлечь внимание. Я слышала, как он говорил об этом маме. Может, в прошлой жизни я была кошкой? Неспроста же меня назвали Кати?
У нашей соседки есть собака – старый стриженый пудель. Соседка говорит, что это добрейшее существо на земле. Что он и мухи не обидит, а чтобы он кого укусил – в жизни такого не было. Он даже с кошками дружит, и все такое.
Но когда я увидела его в первый раз, когда он побежал ко мне, видимо, чтобы облизать меня с головы до пят, у меня случилась истерика. Будто крышу сорвало. Я орала и вопила. В общем, как потом сказала мама, вела себя самым неподобающим образом. У соседки, мол, слабое сердце, а от моего визга с ней чуть инфаркт не случился. А как по мне, то лучше бы случился – тогда бы ее шавку увезли бы в собачий приют. Соседка меня ненавидит. Плевать. Главное, чтобы она, вместе со своей псиной, держались от меня подальше.
А еще я боюсь за маму. Боюсь, что с ней что-нибудь случится, особенно сейчас. Герберт тоже за нее боится, а может, не за нее, а за малыша, и потому гонит меня, как будто я могу ей навредить. Он этого не говорит, но я знаю: он думает, что, если бы меня не существовало, всем было бы лучше. И, если писать здесь только правду, иногда я тоже так думаю.
Тварь из реки
Прошел час, как Лаура с приятелями ушли, а Кати все сидела под мостом. Она не пыталась выбраться самостоятельно или позвать на помощь. Просто сидела и смотрела на ползущую реку, а время словно бы остановилось.
От холода ладони покраснели, и, сколько бы Кати их ни прятала под мышками, это ни капельки не помогало. Кроссовки наглотались воды, а сползшие носки превратились в хлюпающую кашу. Может, и стоило их подтянуть, но Кати не видела в этом никакого смысла. Мокрые ноги? И что с того? Может, даже оно и к лучшему: если ей повезет, наутро она сляжет с воспалением легких. Тогда можно будет с чистой совестью прогулять завтра школу. К тому моменту, как ее выпишут из больницы, глядишь, Лаура и забудет о ее существовании…
Глупейшей был план. Во-первых, ничего Лаура не забудет, не той она была породы, чтобы прощать и забывать. А во-вторых, Кати не могла себе позволить серьезно заболеть и волновать маму. У нее и так все висит на волоске, она сутками не встает с кровати. Герберт носит ей в постель завтрак, обед и ужин, кормит ее чуть ли не с ложечки… Такой заботливый, аж тошно. А если Кати подходит ближе чем на три шага – чтобы обнять маму и поцеловать ее перед сном, – он глядит на нее волком и скрипит зубами…
Мимо, покачиваясь на волнах и кружась, проплыла ржавая консервная банка. Кати подняла с земли осколок кирпича и бросила в воду. Без особой надежды попасть, но все же она попала. Банка звякнула, зачерпнула воды и пошла на дно.
И в то же мгновение река вскипела и вспенилась, будто кто-то бросил в воду горсть шипучих таблеток. Кати вскочила на ноги и прижалась спиной к стене, совершенно не представляя, что это может быть. Химическая реакция воды на кирпич? Это даже звучало глупо! И тем не менее выглядело именно как химическая реакция – что-то похожее им показывали в школе.
Вода пенилась: течение уносило грязно-белые хлопья, но меньше их не становилось. А в центре бурлящего водоворота вздулся маслянистый пузырь, размером с большую кастрюлю. Собственно эта мысль и пришла ей в голову: что брошенный кирпич поднял со дна старую помятую кастрюлю, полную всяческой дряни, облепленную водорослями или гнилыми тряпками. Но не успела Кати за нее ухватиться, как из-под воды к ней рванулось нечто – извивающееся черное тело неведомой твари.