Дом на краю ночи

И словно актриса, срывающая маску, la contessa отдернула вуаль. Мария-Грация увидела, что от слез тушь размазалась у нее под глазами, потекла по щекам. Жалость охватила девушку. Она спустилась, взяла Кармелу под руку и отвела в бар. Перевернув пару стульев и опустив жалюзи, она оставила вывеску «Chiuso»[71] и включила кофемашину.

– Нет, – сказала Кармела, – что-нибудь посильней, что-нибудь более укрепляющее – limoncello, который делал Риццу, если у вас еще осталось.

Да, Кармела, похоже, немного не в себе, подумала Мария-Грация, тот limoncello закончился четверть века назад. Она принесла бутылку и два стакана. Часы над стойкой бара пробили семь. Не обращая внимания на столь раннее время, Кармела залпом опрокинула свою порцию ликера и согласилась наконец присесть на самый краешек стула – истинная скорбящая.

– Signor il figlio del conte[72] не может жениться на мне, – заговорила Мария-Грация. – Это невозможно. Насколько мне известно, синьора д’Исанту, это совершенно невозможно.

Тут Кармела язвительно скривилась:

– Я знаю, что про меня болтают. Все, что ты слышала, – неправда.

Мария-Грация затаила дыхание от надежды.

– Про моего отца… и про пещеры?

– Да нет. Это как раз правда. Я не об этом. – Кармела взмахнула рукой в белой перчатке. – Но Андреа тебе не брат. По крайней мере, я так думаю. За этим я сюда и пришла. Ни перед Господом, ни перед законом нет препятствий вашему браку. Я пришла, чтобы это сказать.

Мария-Грация не ответила. Кармела потянулась вперед и вцепилась в рукав девушки. От графини исходил странный мускусный запах, их обеих словно окружало облако отчаяния.

– Мой мальчик грозится уехать от нас, если ты не согласишься.

– Как вы можете быть уверены в том, что он не мой брат? – осторожно спросила Мария-Грация.

– Я в этом убеждена, cara. Это правда, что мы с мужем никак не могли зачать ребенка. Но, cara, он и не пытался. – Ту т Кармела издала короткий пренебрежительный смешок и потянулась к бутылке с limoncello. – Мой муж распускал слух, что я бесплодна, с тех пор как мы поженились, пока весь остров не узнал об этом. Я думаю, ему было так удобно – выставить меня на посмешище и игнорировать супружеский долг одновременно. Правда в том, что он никогда меня не хотел. Это был брак по договору, способ распределить землю и palazzi между семьями. Мы никогда с ним не спали, ну или почти никогда, а то, что было, не стоит упоминания. Я должна быть откровенной, извини меня, cara. Правда в том, что мой муж никогда не хотел женщину. Вернее, пока я не завела любовников. Тогда, полагаю, в нем заговорил инстинкт собственника, и он пришел ко мне на некоторое время. Это был единственный способ заставить его обратить на меня внимание. Он захотел меня, как только узнал про мои отношения с Амедео, cara. Как только другой это сделал. – Кармела опять схватила Марию-Грацию за рукав. – Андреа и не похож на сына Амедео. Ты свободна любить его – и ты должна это сделать. Это я распространила слух о том, что мой мальчик – сын Амедео, один Господь знает, зачем я это сделала, наверное, это было желание отомстить, желание взять верх над мужем, – но это неправда. По крайней мере, я так не думаю.

Мария-Грация смотрела в мутные глубины limoncello.

– Но вы не знаете наверняка, – сказала она наконец.

– У него слабые икры его отца, cara. Такие же жестокие запоры каждые две недели. Когда с севера дуют сырые ветры, они оба мучаются от болей в коленях, в одном и том же месте. Я наблюдаю за ними обоими двадцать восемь лет. Я в этом уверена.

– Но вы не можете знать наверняка, – настаивала Мария-Грация.

– Нет, – сказала Кармела. – Не могу.

Мария-Грация молчала.

– Пожалуйста, cara, дай моему мальчику надежду, иначе он уедет. Я это знаю. Он уедет и оставит меня в полном одиночестве, и единственной компанией для меня на этом богом забытом острове останется мой проклятый муж.

– Вы не можете приказать мне полюбить его, прямо вот так! – воскликнула Мария-Грация. Бульдожья хватка графини и ее отчаяние напугали девушку.

– Нет-нет, синьорина Эспозито. Никто не приказывает тебе, я не это имела в виду. Но ты же можешь дать ему ответ? Дай ему ответ в конце лета, когда ты все обдумаешь. Скажем, шесть или восемь месяцев – десять, если угодно! Думай столько, сколько тебе надо, позволь ему ухаживать за тобой, навещать тебя…

– Нет! – отпрянула Мария-Грация. – Я не хочу, чтобы он меня навещал, я не хочу, чтобы он за мной ухаживал. Хватит уже скандалов!

– Ну хорошо, я велю ему не приходить, пока ты все не обдумаешь. Столько, сколько надо, cara. Шесть месяцев, год! Я прикажу ему даже близко к тебе не подходить.

– А что, если я все-таки скажу «нет»?

– Он угрожает уехать, он уедет, мой единственный мальчик…

– Хорошо, хорошо, – согласилась Мария-Грация, которая поняла, что не вынесет еще одного приступа рыданий. – Я подумаю об этом. И дам ответ через шесть месяцев.