Дом на краю ночи

– Никого не останется, – сокрушался Риццу. – Совсем никого, Мариуцца.

– Да и так уже никого не осталось, – сказала Мария-Грация.

И не преувеличила. Волна свадеб сошла на нет так же быстро, как и началась. Мария-Грация была верна Роберту и не откликалась на ухаживания. Она хранила ледяное молчание, обслуживая в баре молодого Тото, и он, осознав тщетность своих попыток приударить за ней, переключился на Джулию и уже через десять дней добился ее руки и сердца. Немолодому вдовцу Дакосте она отвечала с дочерней веселостью, пока он не перестал слоняться около стойки, разглагольствуя о политике и видах на урожай. Теперь, взяв свой кофе, он садился за столик в дальнем углу и погружался в газету. И даже Дакоста обзавелся в этом году женой, выбрав себе невесту из своих сицилийских кузин. Из неженатых мужчин, насколько знала Мария-Грация, на острове остались лишь священник да древний Риццу.

Вот и сейчас старик устроил небольшое представление с предложением руки и сердца, поднеся девушке жестяное колечко от банки американской газировки и надтреснутым голосом затянув самую романтичную из песен острова.

Он надеялся этой клоунадой развеселить Марию-Грацию, но девушка отвернулась, пряча слезы. Ей казалось, что над ней прилюдно посмеялись.

Холодным днем поздней осени Мария-Грация вышла на террасу, чтобы собрать грязные стаканы, и обнаружила на улице сына il conte. Он стоял, облокотившись о перила, одетый в английский льняной костюм. После случая с голосованием в 1934 году никто из членов семьи графа не приближался к «Дому на краю ночи». Вражду между доктором и il conte не обсуждали, но она вовсе не исчезла.

– Добрый вечер, синьор д’Исанту, – вежливо поздоровалась девушка. – Не желаете присесть за столик?

– Нет. Я не стану подниматься на вашу террасу. Я пришел повидаться с Флавио.

– Я позову его.

– Подойди сюда, – властно сказал Андреа.

Мария-Грация поставила стаканы и вытерла руки о фартук.

– Ты ведь Мария-Грация, да? Я помню тебя со школы. Умненькая.

Она смотрела на него точно завороженная. У него было узкое лицо, черные намащенные волосы, как у его отца, требовательный взгляд. Опираясь на трость с серебряным набалдашником, Андреа сделал пару шагов к ступеням, к ней поближе, и девушка неожиданно ощутила сочувствие, вспомнив, как сама мучилась с ортезами. Вот только теперь ноги держали ее уверенно и твердо, а он был калекой, и люди шептались у него за спиной. Внимательно оглядев ее с ног до головы, он сказал:

– Ты изменилась.

Мария-Грация не знала, что на это ответить, а потому промолчала. Амедео наблюдал за ними из чердачного окна: молодой человек перед террасой и его прекрасная дочь. Он сдвинул брови, гадая, какие неприятности следует им ждать от Андреа.

Дружба между Флавио и Андреа д’Исанту не осталась незамеченной. Престарелый Маццу подглядел, как они прогуливались по острову. Андреа сбивал тростью траву, а Флавио жестикулировал искалеченной рукой. Вдвоем они выглядели довольно странно: сыновья заклятых врагов. Несколько раз Флавио приглашал Андреа в бар, но Андреа отказался ступать на территорию Эспозито из уважения к своему отцу. Тогда Флавио поставил столик на нейтральной территории под пальмой на площади, и проблема была решена. За этим столиком друзья частенько посиживали за бутылкой arancello и яростными спорами.

Пина и Амедео не одобряли этой дружбы, как и Кармела с il conte.

Мария-Грация ненароком услышала, как брат и Андреа отзываются об острове: они называли его isola di merda, темным, невежественным островом козопасов-вырожденцев, убогих собирателей оливок. И хотя девушка в душе сама не раз проклинала родной остров, она пришла в ярость, услышав, как его ругают, и едва сдерживала гнев, убирая в тот вечер посуду со столиков. В присутствии Андреа она смущалась, все у нее начинало валиться из рук. Хлопоча на террасе, она поглядывала в сторону столика под пальмой и несколько раз поймала пристальный взгляд Андреа д’Исанту. Ей начало казаться, что этот парень следит за ней.

Она помнила, как в школе он сидел за отдельной партой, поставленной специально для него на цементные блоки, чтобы он возвышался над всеми, в знак уважения к его отцу. Это была идея профессора Каллейи, желавшего выслужиться перед il conte. От всеобщего внимания Андреа низко склонял голову над партой, его зализанные волосы и тонкая шея казались ей воплощением одиночества. Они были очень разные: он – в дорогих костюмах, говорящий на литературном языке, и она – в звякающих, уродливых железяках. Считается, что противоположности притягиваются, но с ними этого не произошло. И вот теперь его глаза неотрывно следовали за ней, а она поглядывала на него, и в этом был некий ритм. Они словно были как-то связаны, словно поддерживали диалог на одним им ведомом языке.

Однажды ранним декабрьским утром Андреа вновь появился у бара. Шел дождь, но Андреа и не подумал подняться на террасу.

– Флавио еще не встал, – сказала Мария-Грация. – Я его позову.