Дом на краю ночи

Андреа на похороны опоздал. Мария-Грация не видела его в первый день, так как он появился ночью и заперся с матерью на вилле. Но посетители бара донесли, что одет Андреа был в роскошный костюм и очки без оправы – вылитый иностранец. Престарелые крестьяне-батраки прямо на пристани вручили ему отцовский графский перстень с печаткой, но кое-кто выразил и недовольство приездом Андреа – раздались возгласы про призрак Пьерино. Встречавшая сына Кармела прильнула к нему и не отпускала. Поместье – вернее то, что от него осталось, – теперь перешло к Андреа. На следующее утро Кармела столь бурно радовалась возвращению сына («мой мальчик… мой красавец… хвала святой Агате и всем святым…»), что вдовы из Комитета святой Агаты сочли ее поведение непристойным в свете давешней кончины ее супруга.

– Он намеревается остаться, – сообщил Тонино на весь бар. – Заплатил нам с ‘Нчилино за ремонт половины пустующих домов. У нас теперь столько денег, что мы собираемся купить новые инструменты и стремянки.

Мария-Грация не понимала, почему ей стало не по себе и почему на вопрос Роберта: «Что это все говорят о возвращении сына il conte?» – она не нашлась что ответить. Муж знал, что сын графа когда-то был влюблен в нее, но его это ничуть не беспокоило. Но почему же она так растревожена приездом Андреа?

Вскоре над восстановлением графской собственности трудилась половина безработных батраков острова. И к концу лета Тонино и ‘Нчилино могли себе позволить не только новые инструменты и стремянки, но и микроавтобус, и три акра земли, чтобы было где его парковать. Новый il conte вернулся на остров богатым человеком с большими планами на будущее.

Банк с его белоснежными оконными рамами и солнечно-желтой с синим вывеской, прикрытой материей, возбудил в островитянах интерес и подозрительность. За день до Фестиваля святой Агаты, когда никто еще не догадывался о предназначении нового здания, Андреа д’Исанту объявил о торжественном открытии. Не решившись лично предстать перед жителями острова (по крайней мере, так посчитали старики в баре), он поручил эту почетную миссию своей матери. Стоя перед толпой в поблекшем, цвета баклажана костюме, она перерезала голубую ленточку. Земельный агент Сантино и его отец Арканджело стянули запылившуюся материю, прикрывавшую вывеску, и все увидели название: «Кредитно-сберегательная компания Кастелламаре».

– Вы все получили прибыль от туризма на нашем любимом острове, – объявила Кармела, подражая властным интонациям покойного мужа. – Теперь у вас есть безопасное место, куда вы можете вложить свои накопления. А также, если вы захотите переселиться из своих старых домов в новые, приходите к нам, и мы постараемся одолжить вам денег на строительство.

Первым в банк, явно нервничая, вошел Филиппо Арканджело, в руках он держал холщовую сумку. За ним последовали булочник и цветочница. А когда, впервые в жизни робея перед приехавшими с материка банковскими служащими в блестящих костюмах, Агата-рыбачка спросила, может ли она претендовать на небольшой заем на починку разрушенных землетрясением полов, Андреа д’Исанту предложил ей сумму, которой хватило бы, чтобы снести дом и построить на его месте виллу из бетона, – с небольшой, разумеется, комиссией. А поскольку Бепе убедил Агату войти в долю его паромного бизнеса, вести бухгалтерию, собирать заказы, а также водить четверть рейсов, она вскоре должна была разбогатеть.

– Как будто я захочу сносить дом, который построил мой прадедушка, – презрительно усмехнулась Агата. – Но я возьму денег на ремонт пола. Надоела сырость во время дождей.

Прошел слух, что компания Андреа д’Исанту давала в долг не только друзьям его отца, но всем желающим. В то время как Агата-рыбачка была счастлива в дедовом доме, где гуляли сквозняки, а по стенам шмыгали ящерицы, другие не упустили возможность выбраться из убогих развалюх, в которых жили многие поколения. На Кастелламаре дома всегда переходили по наследству. Это была своего рода лотерея: ты радовался, если окна большие и выходят на море, или страдал и переделывал все, если оконца узкие, да и глядят на какие-нибудь скалы – как в старом материнском доме Бепе за церковью. Если наследников не было или их, напротив, было слишком много и все они разъехались кто куда, то дом стоял пустой, безжизненный, жалюзи постепенно провисали, плющ пробирался внутрь, затягивая стены. Так было и с домом Джезуины, пока он не перешел к банку. Но теперь, объявил новый il conte, всякий, у кого есть работа и хоть немного сбережений, может подать заявление и взять заем на покупку участка неиспользуемой земли и построить там настоящую виллу из бетона.

– Не стоит ли нам положить наши накопления в новый банк? – спросил как-то вечером Роберт, поглаживая руку Марии-Грации. – А то я все время натыкаюсь на деньги в ящичках и конвертах, разложенных по всему дому. Мы становимся богатыми, cara. На прошлой неделе я нашел бутылку, заполненную купюрами.