Дом на берегу

– Там, – Натали показала направление. – Дом близко. Он всегда близко, – добавила она упавшим голосом.

– Я…

– Уходи по-хорошему, или я наброшусь на тебя. Я не шучу.

– Я не могу оставить тебя в таком состоянии.

Натали усмехнулась.

– А в каком я состоянии? Если я и плачу, то только от злости. Все, что угнетает меня сейчас – так это твое присутствие.

Я не поверила ей, но у меня не было выбора. Взгляд Натали был совсем уж отчаянным. И я ушла.

Ступая по зыбкой, вязкой почве, я прислушивалась к тишине – от Натали не доносилось ни звука. Быстро темнело. Проблуждав почти час и не впав в большее уныние только потому, что дальше было некуда, я наконец вышла к дому. Стоя на аллее, я слышала монотонный шум, но не могла определить, был это звук моря или ветра. Или же гудела сама ночь. На небе не было ни одной звезды. Мне вспомнились глупая история о морской лошадке и серьезное лицо миссис Пибоди, когда она говорила, что нельзя находиться за пределами дома после наступления темноты. И я побежала со всех ног. Натали где-то там, в ночи… но я знала, что Натали сможет о себе позаботиться.

Миссис Пибоди отворила мне дверь, смерила меня холодным взглядом («И эта туда же»), но ничего не сказала, что было на нее не похоже.

Даже забравшись под одеяло, я продолжала дрожать. Мне было так плохо, как никогда в жизни. Если только когда я узнала, что мой отец умер. Я была обижена на Натали и – что во много раз хуже – боялась за нее.

Я проснулась, как только начало светать. Надев ботинки и накинув шаль, я спустилась в комнату Натали. Ее кровать была пуста и не смята. С колотящимся сердцем я выбежала в холл и распахнула тяжелую входную дверь. Свернувшись клубочком, Натали лежала на посеребренном инеем крыльце.

– Натали! – я затрясла ее за плечо.

Натали пошевелилась.

– Что за вопли с самого утра, – она раскрыла глаза и села. Выглядела она отвратно – вся перепачканная, волосы спутаны, синие круги под глазами и красная глубокая царапина, пересекающая лицо.

– Неужели ты спала здесь, на холоде?

– Я не замерзла, – Натали потянулась. – Обиделась на меня? Обиделась, вижу по глазам. Ну, не беда. Сама напросилась со мной. А я, знаешь ли, не могу угадать, в какой момент меня накроет.

– Понятно, – просто сказала я.

В тот день мы с ней больше не виделись. Я была так подавлена, что меня не хватало даже на создание видимости нормального настроения. Колин неожиданно проявил человечность и был со мной кроток, как ягненок, но даже это меня не утешило.

– Что-то с вами происходит, – ворчала миссис Пибоди. – Совсем другая стали. Все время думаете о чем-то. Отнесите сегодня Колину ужин. Он сказал, что видеть меня не желает, только вы ему нужны, – она сердито звякнула крышкой кастрюли.

Напротив меня за столом сидел невозмутимый, суровый, как высохшее дерево, Грэм Джоб и сосредоточенно хлебал суп. Я встала и ушла с кухни. Миссис Пибоди была такая болтливая, Грэм Джоб такой черствый. Они раздражали меня.

Я просидела в своей комнате остаток дня, а ночью пошел снег. Он падал и звенел, как тоненькие струны, а я стояла возле окна, глядя на него, и чувствовала, как в моей душе расширяются раны.

Снегу нападало так много, что утром миссис Пибоди направила плечистого Немого расчищать дорожки. Солнце светило очень ярко и, хотя совсем не грело, разжигало огни на белых сугробах. Я натянула на лицо спокойное, доброжелательное выражение и пошла к Колину.

– Снег выпал, – объявил он.

– Да. Как ты узнал?

Колин пожал плечами.

– Я почувствовал. Все изменилось.

Ответ его показался мне странноватым, но больше меня удивило то, что он сказал потом:

– Я хочу пойти посмотреть на снег.

– Поднести тебя к окну? – не поняла я. – Ты легкий, я смогу тебя поднять.

– Нет, я хочу выйти наружу.

Я помолчала.

– И как это сделать?

– У меня есть кресло, ну, такое, с колесами, – он явно застеснялся, сообщая об этом, и поэтому прикинулся раздраженным. – Скажи Немому поставить его внизу. И пусть потом поднимется за мной.

– Мистеру Леонарду это не понравится.

– Мистера Леонарда здесь нет. И потом, он сам мне не нравится, – Колин наморщил нос.

– Он может появиться в любой момент.

– А может задержаться еще на неделю.

– Но Немой…

– Немой будет делать то, что я скажу, – отрезал Колин. – А то ко всему прочему станет еще глухим, слепым и безногим.

Взволнованная перспективой явления Колина на свет божий, я побежала к Немому. Немой лежал на матрасе, вытянув босые, нечувствительные к холоду ноги. Ступни у него были черные от въевшейся грязи и широкие, как дощечки. Кажется, я уловила сомнение в его тупом, апатичном взгляде, когда передавала ему распоряжения Колина, но, как бы то ни было, через двадцать минут все было готово, и Колин, закутанный до самого носа, усажен в кресло. Немой последовал было за нами, но Колин отослал его единственным словом: «Пропади».

Снаружи Колин зажмурил глаза, ослепленный. Снегопад возобновился, и снежинка, опустившаяся на щеку Колина, растаяла, превратившись в прозрачную слезу.

– Как здесь… просторно, – выдохнул Колин.