Дом на берегу

Я тоже чувствовала себя свободнее. Как будто бы я была уже не совсем я. Однажды я даже позволила Натали уломать меня прокатиться с ней на мотоцикле. Согласившись, я сразу пожалела о своем решении. Рычащее дымящее металлическое чудовище было создано словно специально для того, чтобы убивать. В пути я едва не придушила Натали, судорожно стискивая ее из страха упасть, и скулила, что не могу выдерживать такую скорость. Когда суровое испытание подошло к концу, Натали заявила, что тоже едва терпела такую скорость. «Я прямо чувствовала, как старею, пока мы проползали одну жалкую милю».

Мы подолгу разговаривали. Натали рассказывала мне о предыдущих гувернантках Колина и всех, кто когда-то служил в Доме на берегу, высмеивая их характеры, привычки и поступки, и это было так забавно, что я начинала смеяться, пусть меня и колола мысль, что когда-нибудь она, наверное, посмеется с кем-то уже надо мной. Чаще других Натали упоминала Агнесс и Каролину.

– Насколько ты была с ними близка? – спросила я.

– Очень, можно сказать, с проникновением, – ухмыльнулась Натали.

Иногда я замечала, что понимаю не все, что она говорит. Натали тоже это видела и смеялась надо мной. Кроме того, я испытывала ревность и зависть, а ведь, казалось бы, какое мне дело до предыдущих приятельниц Натали. Однако мне хотелось быть первой и единственной ее подругой. Хотя я до сих пор сомневалась, что Натали дружит со мной. В иных условиях мы бы не сошлись из-за несовпадения характеров, но здесь, в этом доме, у нас не было выбора. Только одно нас гармонизировало – от природы я была молчаливой, а Натали наоборот, и иногда наши диалоги превращались в ее длинный монолог, что устраивало обеих.

Большинство фраз Натали начинались со слов «если бы». Если бы она уехала отсюда, если бы у нее было, если бы она могла. Натали большую часть своего времени проводила в одиночестве, и у меня возникало ощущение, что она погружена в свои фантазии чуть менее, чем полностью. В ее мечтах были экзотические страны, соленый бриз, клыкастые хищники, темнокожие туземцы, старые золотые монеты, статуи древних богов, храмы индейцев и пирамиды египтян, а еда была такой острой на вкус, что из глаз начинали течь слезы. Ее привлекали люди, ведшие авантюрный и опасный образ жизни.

– Джованни Бенцони был громадного роста и выступал силачом в цирке, но потом понял, что разграбление гробниц – более интересное и прибыльное занятие. На раскопках вместо лопаты он предпочитал использовать динамит. Он рассказывал, как полз по узкому проходу в пирамиде, прямо по раскрошившимся телам мумий, и сверху на него сыпались руки и ноги древних покойников. Впоследствии археологическое сообщество осудило его методы, назвав их варварскими, – Натали лежала, вытянувшись, на кровати, и курила.

– Их можно понять, – пробормотала я.

– А знаешь, я бы хотела так жить. Чтобы каждый день не походил на предыдущий, и каждый час сулил что-то новое. Чтобы я перемещалась из страны в страну, с континента на континент. Чтобы вокруг звучала непонятная речь, люди были непривычно одеты, пахло иначе – чтобы все было другим. Хочу двигаться быстро, как пуля, не успевая даже толком рассмотреть, что вокруг. Есть без разбора, пить, что предложат, и знакомиться в одну секунду. Просыпаясь, не понимать, где я нахожусь и с кем.

Она говорила с таким жаром. Каждое слово царапало меня, задевало меня даже сквозь мою оболочку.

– Это похоже на сумасшествие, Натали, – осторожно указала я. – На беспорядочное бегство.

– Да, так оно и есть. Я хочу бежать, у меня даже ступни болят, как хочу, – Натали усмехнулась, выпуская дым. – Внутри меня все будто сжато в комок, готовый в любой момент взорваться. Иногда мне снится, как я мчусь с холма. Едва не взлетаю. Не могу остановиться, даже если бы мне и захотелось.

Я всмотрелась в лицо Натали, затуманенное стеной дыма. Ее губы были плотно сжатыми, жесткими, брови нахмурены, но глаза так и метались, отслеживая тропы на воображаемой карте.

– Ты просто утомлена жизнью в этом доме, Натали.

– О да. Его стены уже пропитались моей яростью. Если бы злоба на самом деле могла разжигать пламя, от него бы и кирпичика не осталось.

– Сколько лет ты провела тут, не выезжая?

– Восемь… почти девять.

– Но не сможет же Леонард удерживать тебя вечно.

– Он… – Натали потерла виски с риском поджечь сигаретой собственные волосы. – Он сможет. Не здесь, так в другом месте. Иногда я думаю, что тем, которые были здесь раньше, еще повезло. Для них все уже закончилось.

Последнее замечание прозвучало жутко, но я не стала уточнять, что Натали имела в виду.

– Для чего такая изолированность?

– Все кристально ясно, Умертвие. Он боится, что мы выболтаем что-нибудь, и это ему повредит.

– Что например?

– Что угодно. Сам факт, что Леонард жив, наверняка является тайной. Полагаю, он изменяет внешность, выходя за пределы дома.