В коридоре третьего этажа я потратила несколько минут, собираясь с духом – как и во сне, все двери были закрыты, и только одна, приоткрытая, звала меня светом. Та самая. Я вспомнила слова Колина и, как ни странно, они приободрили меня. Широкими шагами я приблизилась к кабинету Леонарда, коротко стукнув в дверь, вошла, и на меня нахлынуло облегчение: ничего общего. Заставленный высокими, до потолка, стеллажами с книгами, кабинет Леонарда был много меньше помещения, увиденного мною в кошмаре. Вместо чадящих свечей его освещали лампы с голубыми абажурами, распространяющие чистый, холодный свет. Сам Леонард сидел за широким столом, заставленным стопками книг. Некоторые из этих книг были мне знакомы – я сама же принесла их Колину.
– Садитесь, – предложил он.
Я села, догадываясь, что хвалить меня не собираются. Но Леонард начал мягко:
– Вчера я увидел в комнате Колина несколько книг, содержание которых показалось мне неподобающим. Например, вот эти, – он протянул мне книги.
«Интересно, чем Леонарду не угодил Том Сойер? – растерялась я. – А Оливер Твист?»
– Кроме того, я обнаружил, что у него сформировались некоторые сомнительные и потенциально вредные идеи, которые не могли возникнуть иначе, как под вашим влиянием, – вздохнув, Леонард положил на стол руки, ладонями вверх. – Я уже говорил вам, что Колин очень болен.
«Менее, чем вы думаете», – вдруг услышала я в своей голове ехидный голос Натали.
– Когда он родился, то был так слаб, что никто не верил, что его удастся сохранить. Но мы берегли его, как самую хрупкую драгоценность, и он выжил. Сейчас может сложиться впечатление, что жизнь Колина вне опасности. Но не стоит заблуждаться. Он все еще очень хрупок. И, как необычный ребенок, нуждается в необычном к нему отношении.
«Конечно-конечно, – продолжила Натали озвучивать мои мысли, – он необычный ребенок. Но все, что ему требуется – это самые обычные вещи. Такие простые, что вы, Леонард, о них и не подумали!»
– Он никогда не станет таким, как другие дети. Он никогда не будет вести нормальную жизнь. Пытаясь приободрить его, вы только делаете ему хуже, внушая ложные надежды. Он даже… – Леонард наморщил лоб, – …заявил, что однажды сможет снова ходить. Никогда, слышите, никогда прежде я не слышал от него подобной чуши.
Я втянула воздух.
– Но если его ноги не повреждены…
– Оставьте эти доводы. Они сгодятся только для наивных книжонок вроде этой, – Леонард постучал пальцем по обложке «Заповедного сада». – Как могли вы предложить ему такое чтение?
– Это добрая, оптимистичная книга, и я подумала…
– Избыток как физической, так и умственной нагрузки усугубляет его болезнь! – прервал меня Леонард.
Мне хотелось начать кричать. Слова жгли язык. Утомление! Все в своей жизни испытывают утомление, и это нормально. Колин не умрет, если научится держаться на собственных ногах. Я же не заставляю его пересечь Сахару! А что касается книг…
– Он плохо спит после чтения, еще бы, так измотав себя днем! – возразил Леонард прямиком моим мыслям.
Я заерзала на стуле и крепко сцепила пальцы – меня так и тянуло стукнуть кулаком по столу. Надо же, от чтения Колин рассыпается прямо на глазах. А раньше, по словам миссис Пибоди, он у вас со скуки орал, будто раненый вепрь. Считаете,
– Игнорирование вызванных его нездоровьем ограничений непрофессионально и совершенно недопустимо, – Леонард вонзился в меня колким взглядом, и я, хотя была с ним не согласна, малодушно кивнула.
«Просто выскажи ему все, – посоветовал голос Натали (ему хорошо было советовать, ему ничего не угрожало, ни потеря крыши над головой, ни нищета, ни голод). – Он рассуждает как глупец. Или как плохой человек».
– С этого дня все списки заказов, которые вы составляете для Немого, будут проходить через мой контроль, – объявил Леонард, – Все, что я сочту неподобающим, будет вычеркнуто. Да, это жесткая мера, но, ради Колина, я должен ее принять. Часть книг из тех, что вы успели приобрести, я изымаю. Они уже причинили достаточно неприятностей. На первый раз я прощаю вам вашу безответственность. Но если после нашего разговора вы не сделаете правильные выводы, я буду вынужден с вами распрощаться.
Опустив голову, я встала. «Несправедливо, несправедливо», – крутилось у меня в голове. Я так бы и удалилась, покорная и подавленная, но вопрос вырвался сам собой:
– Можно обратиться к вам с просьбой?
– Какой? – Леонард поднял бровь.
– Колину так одиноко в его комнате… и я подумала… может, его жизнь скрасит какое-нибудь животное?
– От животных одна грязь, – как и его слова, лицо Леонарда выражало неодобрение, но я торопливо продолжила:
– Хотя бы птичку, крошечную птичку. Канарейку, например. Она не будет мешать. Если Колину она не понравится, я заберу ее к себе.
Леонард хмурился.
– Пожалуйста, – сказала я. – Какой вред может быть от маленькой канарейки?