Дом на берегу

Леонард колебался, считал черные камни и белые. Я ждала его решения, задыхаясь от волнения. Надо же, я обнаружила, что действительно переживаю за Колина. Прежде я заставляла себя симпатизировать ему. Но сегодня, когда он плакал, открытый и беззащитный, я впервые ощутила к нему тепло. Я даже подумала, что когда-нибудь смогу полюбить его.

– Ладно, – решил Леонард. – От одной канарейки вреда, скорее всего, действительно не будет.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – выпалила я, удивив своей внезапной эмоциональностью Леонарда (и себя саму), и вылетела из кабинета.

Я добежала до оранжереи, слегка запыхавшись. Натали я не нашла, но разруха в оранжерее заставила меня позабыть о ней на время. Растения выглядели так, как будто их не поливали как минимум неделю. Цветы с крупными желтыми лепестками (я не знала их названия) казались безнадежно увядшими. Фиалки грустно опустили поблекшие фиолетовые чашечки.

– Что здесь случилось? – произнесла я вслух, и услышала застарелый, надрывный кашель Грэма Джоба.

Грэм Джоб стоял на лестнице, занавешенный побегами вьющегося растения.

– Здравствуйте, – сказала я, но он не ответил, яростно щелкая ножницами. Побуревшие безжизненные листья сыпались на пол.

– Все в тлен обращает, что за дьявольское существо, – проворчал Грэм Джоб, спускаясь с лестницы.

О ком это он? О Колине?

– Почему они увядают? – спросила я.

Грэм Джоб, сощурившись, посмотрел на меня. Глаза у него были маленькие, темные и внимательные, как у птицы.

– Цветы все чувствуют. Как овце тошно жить рядом с волком, так и им.

Грэм Джоб сложил инструменты в большой карман его холщового фартука и прошел мимо.

– Подождите! – решилась я. – У меня есть еще один вопрос. Что вы думаете о мистере Леонарде?

Грэм Джоб замер. Когда он повернулся, я увидела кривоватую усмешку на его морщинистых губах.

– Был тут один любитель задавать вопросы.

– И куда он делся?

– Да никуда не делся. Ты его знаешь.

Я смотрела на Грэма Джоба, не понимая.

– Немой, – уточнил Грэм Джоб.

– Так он умел говорить?

– А что ему мешало? – не погасив сардонической ухмылки, осведомился Грэм Джоб и оставил меня в одиночестве.

Мое горло сжал спазм. От слез меня удерживали только остатки здравомыслия. «Не происходит ничего, о чем стоит беспокоиться» – попыталась утешить себя я. Если мне становится страшно с наступлением ночи или даже среди белого дня, так в том виноваты только эти люди, что все время намекают на что-то, никогда ничего не проясняя. Они сговорились пугать меня? Может быть, это какая-то шутка? «Давайте проверим, как быстро она запаникует». От Натали такого еще можно ожидать, но от миссис Пибоди… Мне вспомнились бесцветные глаза Немого, его серое пустое лицо, и тот иррациональный страх, что я испытывала каждый раз, как вынуждена была к нему обратиться…

– Бу, – услышала я за своей спиной и подскочила, как кролик. Натали захохотала, разворачивая меня к себе.

– Нервы сдают, Умертвие? – весело начала она, но, увидев мое лицо, перестала смеяться. – Что-то случилось?

– Да нет, – ответила я, зачарованно глядя в ее серебристо-серые глаза.

– Здесь можно говорить, – напомнила Натали, переходя на шепот.

Я скрестила на груди руки.

– Мне приснился кошмар, – я быстро пересказала увиденное Натали. – Все было настолько реалистично, что я не могла понять, сон это или явь. Мои сомнения развеялись, только когда утром я увидела мою лампу на столе, а ключ в двери. И кабинет Леонарда выглядел совсем не так, как во сне… Да и вообще, все это глупости.

Натали приподняла бровь.

– Говоришь, Мария лежала на столе?

– Да. И… сначала мне показалось, что у нее рана на животе. Потом я поняла, что по ее коже размазаны кровь и внутренности какого-то животного. Это все походило на языческий ритуал, и… я не знаю, – я положила на лоб ладонь. – Голова болит.

– Любопытные сны тебе снятся, – съехидничала Натали. – Или не сны. Не мешает лишний раз проверить, – и, шокировав меня, начала расстегивать пуговицы на моем платье.

Я шарахнулась.

– Что ты делаешь?

– Если он хватал тебя за плечи, должны остаться синяки.

Я вцепилась в платье, пытаясь удержать расходящиеся половины лифа.

– Ты что, разденешь меня? Здесь?

– Да ладно, – протянула Натали, игнорируя мое сопротивление. – Не сомневаюсь, что на тебе есть белье. Ты же такая зануда. Уверена, ты даже саму себя никогда голой не видела.

Я предприняла очередную попытку помешать ей, но руки у Натали были точно железные.

– Не дергайся, а то пуговицы полетят, – предупредила она. – Что за зажатая девица. Вот Агнесс, та в момент выпрыгивала из одежки.

После этого заявления я впала в ступор, чем Натали воспользовалась, чтобы завершить свое скверное дело.

– Синяки! – торжествующе воскликнула она, оголив мои плечи.

– Где? – я завертела головой, но никаких синяков не увидела.

– Вот, – Натали ткнула пальцем в овальные бледно-желтые отметины.

– Если это и синяки, то давние. Вчерашние не смогли бы разойтись так быстро.

– Да где ты могла их поставить?

– Мало ли, где, – я суетливо застегивала платье. Под ним на мне был корсаж, но стоять в таком виде перед Натали все равно было очень стыдно. Я стала красная, как помидор.