Дом лжи

– Меня зовут Джейн Бёрк. Я офицер полиции Грейс-Виллидж. Не волнуйтесь, к вам у нас никаких претензий нет, – добавляет она поспешно. – Нам нужно задать вам пару вопросов о человеке, у которого вы недавно работали. О Кристиане Ньюсоме.

93. Саймон

– Ведите, – говорит Гевин. Только бы не оговориться и не назвать его так. «Специальный агент Джон Крейн», вот как он представился.

– Можем сесть прямо здесь, – говорю я.

Я усаживаю его в гостиной – первой комнате, которую видит всякий, кто входит в мой дом. Когда-то ее обставила моя мать. В детстве мне не разрешали здесь играть. Да и родители сюда почти не заходили, за исключением тех дней, когда в доме устраивались званые обеды, и тогда в гостиной подавали кофе и десерты. Мебель в комнате так и осталась прежней.

Диван, как я помню, жесткий, поэтому я усаживаю на него гостя, а сам опускаюсь в мягкое кресло со старомодными велюровыми подушками. Хотя, кто знает, может быть, мода уже сделала полный круг и теперь это опять последний писк…

– Так чем я могу вам помочь?

Вблизи этот Гевин оказывается куда страшнее, чем я помню. Впрочем, я видел его только издали, на балконе Кристиана, да и то всего пару раз, причем его я не рассматривал. А тут оказывается, что у него мощная шея борца, такие же плечи и грудь и глаза поставлены широко, как у хищника… Он сильно напоминает Митчела Китченза.

– Вы знаете человека по имени Кристиан Ньюсом, мистер Добиас?

Я смотрю в потолок – изображаю мыслительный процесс.

– Нет, никогда такого имени не слышал.

– А Ник Караччи?

Я развожу руками:

– Нет.

– Лорен Бетанкур? Ее-то вы наверняка знаете, а, мистер Добиас?

Вот это уже нарушение протокола. Настоящий фэбээровец задал бы этот вопрос нейтральным тоном, без всяких намеков. Он дал бы мне шанс ответить неправильно, после чего предъявил бы мне обвинение по статье 1001 – введение в заблуждение федерального агента.

– Точнее сказать, знал когда-то.

– Почему же в прошедшем времени? Из-за того, что ее недавно убили?

И опять, Гевин, ты все делаешь неправильно – зачем подсовываешь мне готовый ответ? Твое дело – протянуть мне веревку и ждать, когда я на ней повешусь. (Кажется, каламбур вышел…)

– В прошедшем потому, что в последний раз я говорил с Лорен девятнадцать лет тому назад.

Гевин, который все еще строит из себя видавшего виды федерального агента, даже подпрыгивает на месте, что очень забавно выглядит сидя.

– Вы не говорили с Лорен девятнадцать лет?

– Совершенно верно. С две тысячи третьего года. Она покинула город в две тысячи четвертом, но я в последний раз говорил с ней именно в две тысячи третьем. Позже я слышал, что она вернулась. Ну и совсем недавно услышал о ее смерти.

Он поднимает указательный палец и замирает. Кажется, даже бледнеет.

– Мистер Добиас, вы же знаете, что лгать федеральному агенту – преступление.

Еще бы мне да не знать. А главное, я не лгу. Ну ладно, может, и сказал пару слов мертвой Лорен у нее в доме, но вряд ли кто-то назовет это разговором. Значит, мои слова – правда.

В последний раз я говорил с Лорен в отцовском офисе, наутро после того, как застукал их с отцом в его кабинете.

– Мистер Добиас, нам известно, что у вас был роман с Лорен.

– Что-что? Думаете, я стал бы заводить отношения именно с этой женщиной? Да я бы близко к ней не подошел, ни за что на свете.

И это чистая правда.

– Агент Крейн, – продолжаю я, – у вас есть причина считать, что я поддерживал любовные отношения с Лорен?

Конечно есть. Ему рассказал об этом Кристиан.

– Мы читали ваш дневник, мистер Добиас.

Технически – да; точнее, дневник читал Кристиан. Сам я предпочитаю слово «тетрадь», но сейчас не время спорить о терминах.

– Какой дневник? – удивляюсь я. – Я не веду дневника.

Отличная все же была работа. Эмоциональные взлеты, падения, мелодрама – все как в лучших любовных романах… Ну и, конечно, вкрапления правды – настоящие произведения искусства всегда включают в себя толику правды, ведь так? Но в целом это был чистый вымысел, надо признать, – беллетристика своего рода. Стремительно закрутившийся роман, мои ахи и охи, беременность Лорен – все ложь, от начала и до конца. Ложь, которую необходимо было скормить Кристиану, сдобрив ее подробностями, чтобы придать ей форму нарратива.

Гевин подается вперед.

– Так вы отрицаете, что вели дневник, в котором записывали все о своих отношениях с Лорен?

– Я отрицаю каждое слово в вашем предложении, агент Крейн. У меня нет дневника. И если вам что-нибудь обо мне известно, то вы должны понять, что я скорее выпил бы яду, чем согласился бы на роман с Лорен Лемуан. Или Бетанкур, не важно.

– Но это… – Гевин мотает головой, – это невозможно.

– Ну так покажите мне мой дневник, если вы считаете, что он у меня есть.

– Так это не работает, мистер Добиас.

– Ладно, предположим, кто-то взял бумагу и что-то на ней написал. Люди вообще много всякого пишут, это ведь не запрещено, верно? Но кто сказал, что все написанное обязательно должно быть правдой?