Дом Леви

Саул погружен в размышления. Голова его не расположена к молитвам. Вчера, беседуя с ними, Джульетта приказал им привести в Движение каждого попадающегося им еврейского мальчика. И даже девочек, хотя Саул понять не может, зачем они нужны в Движении. Но Джульетта приказал и даже добавил, что кто сумеет «организовать» многих детей в Движение, будет отмечен командиром. Душа его жаждет быть отмеченной, и он уже решил начать «организацию» с Иоанны. Но здесь, под этими гигантскими деревьями следует от этого воздержаться. Какой смысл рассказывать ей о пустыне, о войнах, о львах и крокодилах, ей, и так живущей в стране чудес? Лесной повелитель все еще опирается на грабли и не отрывает взгляда от вершин деревьев, и все здесь настолько потрясает, что он и не осмеливается предложить Иоанне, чтобы она удалилась вместе с ним странствовать по песчаной пустыне под пылающим солнцем. А тут еще Иоанна прикладывает руки к сердцу и торжественно объявляет:

– Моя утренняя молитва, – и тут же загораются ее черные глаза.

Утро. Солнце встает после ночи.
Строго глядят Божьи очи,
Видят каждую хитрость, каждого грех,
Видят всех стоящих и лежащих всех.
Боже, прости всех людей подряд,
Прости евреев, что свинину едят,
Брату прости, отцу, и деду,
И мне, что мы ели свинину к обеду.

– Правда, красиво, Саул? – шепчет с боязнью Иоанна.

– М-м-м… Никогда не слышал такую молитву. Так не молятся.

– Ну, это только по случаю, – извиняется Иоанна, – пока я не узнаю настоящие молитвы. Только для того, чтобы сообщить Богу, что я тоже еврейская девочка.

– Не надо сообщать Богу, надо сообщать Движению, – Саул осмеливается начать действовать.

– Что, Саул? О чем ты говоришь? О каком Движении?

– О всемирном молодежном еврейском Движении, О скаутах, халуцах, сионистах.

– Что? Не понимаю ни слова. Что ты сказал?

– Не задавай всегда столько вопросов. Движение есть Движение. Каждый еврейский мальчик должен в нем быть. Дядя Филипп тоже это говорит.

– Что, Саул? Что говорит дядя Филипп?

– Что надо собрать всех евреев из всех стран и уехать в страну Израиля, и там надо стать пионером – халуцем, и построить дом для евреев, и превратить пустыню в цветущий сад, и все это сказал не только дядя Филипп, но так же и Джульетта, беседуя с нами в Движении.

– Когда надо это сделать?

– Есть у нас время до двадцатилетнего возраста. В страну Израиля репатриируются только с этого возраста и старше. До этого странствуют в пустыне, и надо многому учиться.

– И это обязательно должно быть? – изумляется Иоанна. – Иначе нельзя быть еврейкой?

– Нет, – отсекает Саул, – нет другого выхода.

– А можно быть в двух движениях?

– Почему в двух?

– Потому что я уже участвую в одном движении в школе – во имя немцев, живущих вне родины.

– Твое движение ничего не стоит по сравнению с моим движением.

– Почему? Всех немцев, рассеянных по другим странам, надо собрать и помочь им вернуться на нашу родину. Мы собираем много денег. И мой отец тоже дал.

– Дура! Если ты хочешь быть еврейкой, ты должна заботиться о евреях. Приходи в Движение.

– В Движение с таким длинным названием? Каждый раз ты говоришь новые вещи. Очень трудно быть евреем.

– Ты говоришь, как моя мать. Она тоже говорит каждую минуту: трудно быть евреем. Нет в этом ничего трудного. Ты должна лишь прийти на скамью около переулка, там я буду тебя ждать, и мы пойдем в Движение.

– Нет, – отвечает Иоанна. – На улицу со странным запахом? Я не найду дорогу. Это нелегко найти. Дорогу к твоему дому найти тяжело.

Дети замолкают. После нескольких минут неловкого молчания Иоанна говорит печально:

– Ты совсем не тот Саул, каким был на усадьбе у деда.

– Что делать? – говорит Саул. – Многое произошло. Знаешь, Иоанна? – Саул еще не отказался от «организации» Иоанны. – В нашем Движении можно задавать любые вопросы и получать ответы. Ты можешь один раз и задать все твои вопросы. Но только раз в неделю есть такая беседа.

– Нет, – Иоанна стоит на своем, – я не найду дорогу.

И так дети увлеклись разговором, что не заметили, как вдруг старый садовник предстал перед ними, опираясь на грабли. Саул испуган, а Иоанна улыбается старику.

– Ого! – смеется садовник, – два гриба выскочили у подножья дерева. Госпожа и господин Гриб. Вижу я, что это старое дерево еще в силах расти.

Садовник добродушно смеется, прислоняет грабли к стволу дерева и извлекает из кармана куртки свою курительную трубку. Дымок поднимается в прозрачный осенний воздух. Стоит он какое-то время между двумя детьми, как бы благословляя их, затем берет свои грабли. Уходит и исчезает между тропинками.

– Саул?

– М-м-м.

– Знаешь, о чем я думала. Когда здесь прошел наш садовник?

– Это был ваш садовник? – Саул разочарован.

– Ну, конечно, садовник. Но ты хочешь знать?

– М-м-м.