Читаем Дом, которого нет полностью

Мы вспоминаем вписочных шалав,

которые за спирта парой порций

любого привечают между ног…

Нет, Иде в нём привиделся сам Бог.

Огромна разница меж а) бездумной тратой

себя, б) тоже тратой, но вполне обдуманной:

прыжком в "модель, досель где не была ты"

(мы с Лорой очень родственны по духу тут),

и в) соитьем с тем, кто – зеркало небес.

Запал, короче, в душу ей сей бес.

Если расположить по полкам архетипов

трёх леди, мной прописанных детально,

то «разрушительница» – Лора (вся на хрипе,

вся на излом), убийца, и буквально;

«возлюбленная» – Инь, небес печать,

муза; а Ида олицетворяет «мать».

Родить ребёнка и быть матерью, амигос,

не то же самое. Физически к рождению

почти любая подготовлена. Но мигом

увидишь разницу: по типу отношения.

Когда с пришествием ребёнка фаллос вдруг уходит в тень,

что роженица – мать, становится ясней, чем божий день.

Для женщин этих – семя в чрево бросить

важней, чем сеятель, причастный к (волейболу,

то есть) броску. Зачав, она не рвёт с ним,

чтоб чаду, зреющему в ней, не знать забот. И

готова ненавистный брак терпеть

фрау, чей аргумент: «Ради детей».

Чтоб мать свою почтить, должна траншеи

я лбом бурить сквозь пол целыми днями.

Мы убиваем матерей. У Мэри Шелли

описано, кто лоно прорубает.

Смерть самолично посетила мать мою

в моём лице, за что – благодарю.

Я иллюстрацию одну не в силах вычеркнуть

из памяти. Касаясь "муз" действительных.

Многие знают Модильяни, Амадео. У его жены,

чьё имя – Жанна Эбютерн, сидел под сердцем плод,

(второй уж от него), когда, в день сразу после гибели

художника, шагнула с крыши, оборвав две жизни в ней.

Всем девушкам подобного ей склада

мужчина нужен сам. Не для зачатия.

Влюбись она, пойдёт хоть до Канады

пешком (чтоб его видеть, а не чатиться).

Частенько их считают сумасшедшими,

но не они "того", а факт пренебреженья к ним.

Какая бы ждала легионера,

сгрызая локон, дома, с поля боя?

Ради какой вернуться б захотел он,

сожрав земли пуд (от крови тот солен)?

И уж, наверное, солдата прикрывать

собой от пули стала бы не только мать.

Высокие доступны чувства – каждой, но

если она позволит им случиться.

Не обесценивать слова, а их отважиться

прожить. Однажды вусмерть утопиться

в "другом", к примеру. Вместо заявлений,

что любишь всякого, с кем вытерла колени.

Другое дело, что в эпоху порно

всё перемешано, как в блендере продукты.

Привет для крёстного отца: мой бесподобный

Эвола, Юлиус, традиционный друг мой,

сказал, что от отца ждала биологического,

ты, virtus ищущий, а не хваленья личности.

По-прежнему мы воинов желаем,

с экрана, а не промывая раны им.

Герой погиб: «Антагонист, встречаем!» –

тем лучше, чем он более… с изъянами.

Замкнулись в комнате, как завещал святой Иосиф.

Аскет уединенья с богом просит,

а мы – с творением своим в "окне" из радуги.

Играя, симулируем божественность.

Ну что ещё? Все живы, умер только дух.

Лавиной захлестнула землю женственность.

В Европе верили: «Раз дева суть пуста,

закрасим фоном пропуски холста».

Гармонии хотели на востоке.

О равновесии учили мастера.

Когда что-либо бросишь в плен надолго,

оттуда выйдет монстр… et cetera.

Со шкурою сожрали богомольши

тех, кто держал их в камерах бессрочно.

Не так уж плохо в мире современном.

Да, всё на свете – микс из кадров ярких.

Но, если воспринять все перемены

как на больничной коечке подарки,

и им порадоваться искренне, поймем,

что маски пустоты – словарь иль мем.

Нет в чистом виде женщин и мужчин.

Оба начала в нас иль развиты, иль спят.

От института брака – вал руин.

Все для себя одних пожить хотят.

Двуполых крики слышатся с галёрки…

Я с вами, soulmates: покричу о том, как

то, что, на два делёное, трагедию уж полнит,

а без барьера тел, в себе, "болтаем и шалтаем",

свалиться так и тянет вниз, со стенки, брызнув в пол всем,

под черепушкой собранным, не стою, мол, яйца я,

изглоданного внутренне… Я знаю. Просто знаю.

Таких всё больше. В лучшем случае становимся творцами.

Но героиня сцену топчет. И не ропщет даже.

Знать, понимает: отступления полезны.

Шрам в шею Иды был отцом её засажен.

Отец был пьющим. Брат его прирезал.

Кое-кому увечья даже нравятся.

Сплошь в шрамах Лора, а слывёт красавицей.

Привыкла Ида раны волосами шить,

за креслом прятать беглецов от копа,

заботиться о братьях… Мать похоронить

ей рано довелось. Была и сопкой,

и тихой гаванью она шести Леонам.

Покинув, нанесла большой урон им.

Длинноволоса и курчава, тонкокостная,

но с бёдрами обширными (тип «груши»),

немаленького, в общих мерках, роста,

собой являла девочку послушную

с такою жутью в полуночных радужках,

что конкурировать могла б с Самарой из "Звонка".

Ян призадумался, грудной и низкий голос

её не слыша больше в телефоне.

Жениться он не собирался точно. Голой

явиться – не причина штампы грохать.

Вернуть он сыну долг решил вдвойне,

что пред отцом имел. И был тут прав вполне.

Его видения терзали об Инессе.

Не бешеным стремленьем к обладанию

(как Лора) волновала та телесность.

Другого рода пробудила в нём желание.

Он сам не понимал, что происходит.

Для игрока контроль узде подобен;

на произвол отпущенные кони

несутся с риском сбросить колесницу.

Вот, только, всех разил, с мечом, в короне,

но вдруг – копьём враг вышиб вон возницу.

Перейти на страницу:

Похожие книги