— Скажи мне, Морргот, пророчество реально, или Бронвен организовала эти поиски из-за моего происхождения?
Проходит секунда. Две.
Мне становится интересно, услышал ли он мой вопрос, как вдруг он говорит:
«Твой драгоценный принц сейчас сидит у подножия горы в окружении батальона солдат».
— Батальон… Зачем?
«Затем… чтобы задержать тебя».
ГЛАВА 48
Моё сердце начинает колотиться так сильно, что вся влага испаряется с моего языка.
— Он з-знает… знает, что я тебя освободила?
Я оглядываю местность, ожидая увидеть Данте, который направляется в мою сторону, а его длинные косички ударяются о белоснежную униформу, и в них блестят золотые бусины.
«Он в долине», — напоминаю я себе.
Я быстро поднимаюсь по склону и смотрю вниз. Но всё, что я могу разглядеть сквозь тонкие облака, это цветные пятна, похожие на пятна краски на палитре художника — зелёный цвет — это Ракокки, голубой, усыпанный сияющими точками медных крыш — Марелюс, и на самом краю мира — сетчатый бело-золотой узор — Исолакуори.
Я была так сосредоточена на своём задании, что даже не нашла времени, чтобы осмотреть королевство, которое когда-нибудь станет моим. Оно удивительно. Настолько, что я почти забываю, почему стою на вершине холма.
Когда я вспоминаю о словах Морргота, я щурюсь и смотрю на долину, покрытую лесом. И, конечно же, эскадрон фейри в белых одеждах окружил гору, точно соляной ров.
«Капитан доложил о том, что ты пропала, и ему было приказано тебя найти. Данте решил возглавить поисковой отряд, что очень не понравилось Даргенто».
Мой пульс начинает медленно успокаиваться. Не то, чтобы объявление меня в розыск — это хорошая новость, но это лучше, чем если бы меня ловили из-за того, что я освободила крылатого врага.
— Откуда ты знаешь?
«Я их слышу».
— Прости, ты сказал, что слышишь их? Они в тысяче метров от нас.
«Звук поднимается наверх».
— Я стою здесь и я их не слышу.
«У меня очень острый слух, как и все остальные чувства, Ionnh B'aeinach».
Острый это ещё мягко сказано. Должно быть, это его животная особенность. Магическая животная особенность.
— Называй меня Фэллон, или Фэллон Росси, или синьорина Росси. На твой выбор. А что касается моего молодого возраста, то мне двадцать два, так что, я бы предпочла, чтобы ко мне не обращались как к ребёнку.
«Ionnh — значит «мисс» на нашем языке».
— О.
Я запускаю пальцы в волосы, почувствовав себя немного глупо из-за своей вспышки гнева.
— Зови меня Фэллон. Ведь мы же с тобой на ты, Морргот.
Ворон кажется темнее на фоне последних отблесков дневного света.
«Хорошо, Фэллон».
Он растягивает слоги так, что моё имя звучит как иностранное и почему-то более напевно, словно всю мою жизнь его произносили неправильно. Вероятно, так оно и было.
Что если мой отец нашептал его моей матери, которая и нарекла меня им после моего рождения, проведя по желобку между моей верхней губой и носом. Эта традиция может и пришла из люсинского фольклора, а вот моё имя вполне может происходить из преданий воронов.
Я спускаюсь обратно по склону холма и иду прочь от ущелья, ступая по примятой траве. Я прохожу почти милю, потерявшись в водовороте своих мыслей, а потом смотрю на небо, чтобы убедиться, что мой молчаливый компаньон всё ещё следует за мной.
Его золотые глаза прикованы ко мне. Интересно, он вообще смотрел куда-то ещё кроме меня?
Я срываю пучок длинной травы для Ропота.
— Расскажи мне о Кахоле Бэнноке?
Я ожидаю, что Морргот взлетит повыше, чтобы избежать ответа на мой вопрос, но вместо этого он спрашивает:
«Что бы ты хотела узнать?»
— Всё. Как он познакомился с моей матерью? Как долго они были вместе? Он умер?
Морргот отвечает мне не сразу. Похоже, он перебирает в голове воспоминания об этом человеке, чтобы решить, какими деталями его жизни можно поделиться с незнакомкой. Я бы точно подумала дважды, прежде чем рассказывать что-то о себе этой птице.
«Твоего отца и Агриппину познакомила Бронвен, и поскольку Бронвен ей доверяла, Cathal тоже начал ей доверять».
— А ты?
«Я мало кому доверяю, Фэллон».
— А мне ты доверяешь?
«Нет».
Я сержусь, так как он даже не задумался над ответом, особенно после всего того, что я для него сделала.
«Ты обиделась».
Я смотрю прямо перед собой на бесконечное поле серебристой травы, и срываю ещё пучок.
— Я рискую своей жизнью ради спасения твоей.