Дом душ

– Ну, не совсем так. Исчезает некая цельность, сама идея Харлесдена. Улица сворачивает и превращается в тихий проселок, дома – в буковую рощу, «садики» – в зеленеющий луг, и ты мгновенно переходишь из городского пейзажа в деревенский. Здесь нет ни полутонов, характерных для маленьких провинциальных городов, лужаек и больших садов, заставляющих дома слегка расступиться. Бац, – и словно отрезало! Населяющие этот пригород люди в основном работают в Сити. Я видел пару раз переполненный омнибус на этом маршруте. Но даже посреди полуночной пустыни человек чувствует себя не таким одиноким, как в ясный полдень в том пригороде. Словно город мертвых: раскаленные, опустевшие улицы. Бредешь по ним и вдруг понимаешь, что это тоже Лондон. Так вот, два или три года тому назад в этих местах поселился некий врач, повесивший свою красную лампу и медную табличку в самом конце одной из этих чистеньких улиц; сразу же за его домом начинались уходившие на север поля. Не знаю, почему он выбрал это не слишком-то бойкое место, – быть может, доктор Блэк (будем его называть так) был прозорлив и загадывал далеко вперед. Как потом выяснилось, родственники давно потеряли его из виду и не знали даже, жив ли он еще. Тем более они не знали, что он выучился на врача. Итак, он поселился в Харлесдене, нашел с полдюжины пациентов и перевез туда свою необычайно красивую жену. Летними вечерами они отправлялись вдвоем на прогулку, и видевшие их люди утверждали, что они казались очень любящей парой. Осенью прогулки продолжались, но к зиме прекратились, – конечно, когда сильно похолодало и начало рано темнеть, поля возле Харлесдена утратили свою привлекательность. За всю зиму никому не удалось увидеть миссис Блэк. На вопросы пациентов доктор Блэк неизменно отвечал, что она плохо себя чувствует, но к весне, несомненно, поправится. Наступила весна, а миссис Блэк так и не появилась, и люди потихоньку начали сплетничать. Слухи постепенно ширились, и во время обильных чаевозлияний, являющихся, как вы, наверное, знаете, единственной формой увеселения в такого рода пригородах, можно было услышать все более странные вещи. Все чаще доктор Блэк замечал на себе косые взгляды окружающих, а его и без того жалкая практика таяла на глазах. Соседи перешептывались: дескать, миссис Блэк умерла, доктор убил ее. Но они заблуждались: в июне миссис Блэк увидели живой. Было воскресенье, один из тех редких чудесных дней, какими порой балует нас английский климат, и пол-Лондона устремилось в поля к северу и югу, востоку и западу от столицы – вдыхать ароматы майского цветения и искать в колючих изгородях бутоны диких роз. Я тоже спозаранку отправился в путь и после долгой прогулки хотел уже повернуть домой, но тут каким-то образом забрел в этот самый Харлесден. Честно говоря, я выпил стакан пива в «Генерале Гордоне» – самый фешенебельный кабачок в тех местах – и пошел дальше, не ставя себе никакой особой цели, и тут увидел соблазнительную щель в изгороди. Я решил обследовать луга по ту сторону. Мягкая трава особенно приятна для ног после жуткого пригородного гравия. Пройдя довольно внушительный отрезок пути, я нашел скамейку и решил посидеть и выкурить трубочку. Я достал кисет и глянул в сторону домов – и тут у меня перехватило горло, а зубы начали выбивать дробь! Я так сильно сжал трость, что она переломилась надвое. Мой спинной мозг, казалось, пронзил мощный электрический заряд – и все же еще несколько секунд я продолжал недоумевать, что, собственно, произошло. Наконец я понял, отчего содрогнулось сердце и закостенели, словно в предсмертной муке, мышцы. Случайно подняв глаза, я уперся взглядом в крайний дом улицы, и в тот же миг в верхнем окне этого дома мелькнуло чье-то лицо. Лицо женщины – но какое! В нем не было ничего человеческого. Мы с вами, Солсбери, в свое время слышали в церкви – в трезвомыслящей английской церкви – о похоти ненасытной и огне неугасимом, но вряд ли кто-нибудь из нас понимает, что на самом деле означают эти слова. Надеюсь, вы-то никогда этого не узнаете. Ибо когда я увидел это лицо – а надо мной простиралось синее небо и теплый ветерок овевал меня приятной прохладой – то понял, что заглянул в другой мир. Я посмотрел в окно заурядного современного домика и увидел разверстую пасть преисподней. Первый приступ ужаса миновал, но мне все еще казалось, что я вот-вот упаду в обморок – ледяной пот струился по лицу, а дыхание вырывалось со всхлипом, словно я чуть не утонул. Наконец я сумел встать и кое-как выбрался на улицу. У парадной двери того страшного дома я увидел табличку с именем – «Доктор Блэк». На мое счастье (или несчастье) дверь как раз растворилась, и по ступеням крыльца спустился какой-то человек – я решил, что это и есть доктор собственной персоной. Обычный лондонский тип: длинный, тощий, бледный, с тусклыми черными усиками. Выйдя на улицу, он бросил на меня рассеянный взгляд, которым обычно обмениваются случайные прохожие, но я почувствовал, что с этим человеком опасно иметь дело. Понятно, что я отправился восвояси озадаченный и к тому же весьма напуганный тем, что довелось увидеть. Я снова завернул в кабачок «Генерал Гордон» и постарался собрать все местные сплетни насчет семьи доктора Блэка. Я никому и словом не обмолвился о том, что видел в окне женское лицо, однако наслушался о прекрасных золотых волосах миссис Блэк, а то видение, что внушило мне безымянный ужас, было окружено облаком золотых волос, будто лицо сатира – в нимбе святого. Я был чрезвычайно растревожен и, вернувшись домой, попытался уверить себя, что мне все пригрезилось, но от этого было мало толку. Я совершенно точно знал, что видел своими собственными глазами то, о чем я вам только что рассказал, и был уверен, что видел не что иное, как лицо миссис Блэк. К тому же я вдоволь наслушался местных сплетен, наперебой обвинявших доктора в убийстве, – я-то знал, что все они неверны, но был убежден, что в веселеньком красном домике на углу Девон-роуд совершается какое-то ужасное преступление. Каким же образом сложить сколько-нибудь разумную теорию из этих двух несовместимых частей? Короче говоря, я оказался внутри тайны. Я ломал голову над этой загадкой, посвящая все часы досуга попыткам собрать воедино рассыпавшиеся нити, но мне так и не удалось хоть на шаг приблизиться к разумному решению. На протяжении всего долгого лета эта история все больше покрывалась туманом, становясь похожей на кошмар, приснившийся много ночей назад. Со временем она бы померкла в глубинах моего сознания – забыть бы я не забыл, от такого не избавишься, – но однажды утром, просматривая газеты, я заметил небольшой столбец, набранный мелким шрифтом и озаглавленный: «Харлесденское дело». Я сразу же понял, что мне предстоит узнать: миссис Блэк умерла. Так оно и было. Чтобы получить свидетельство о смерти, Блэк обратился к другому врачу, но что-то вызвало у последнего смутные подозрения, и в результате началось расследование. Провели вскрытие. С каким результатом? Должен признаться, весьма неожиданным. Оба врача, проводившие вскрытие, заявили, что не обнаружили ни малейших следов насильственной смерти. Они проделали самые тщательные анализы со всевозможными реактивами, но так и не выявили присутствия яда – даже в мельчайших дозах. По их словам, смерть была вызвана необычной, с научной точки зрения даже интересной, формой воспаления мозга. Оболочки мозга и само серое вещество подверглись целому ряду самых невообразимых превращений, и младший из двух врачей, считавшийся специалистом по заболеваниям мозга, объявляя свое заключение, произнес несколько фраз, которые сразу же поразили меня, хотя тогда я еще не знал их подлинного смысла. Он сказал: «Несмотря на свой довольно большой опыт в этой области, я был крайне удивлен, уже в самом начале нашего исследования обнаружив явления, совершенно мне неведомые. Сейчас нет нужды подробно описывать их – достаточно сказать, что в процессе работы мне все время казалось, что я исследую не человеческий мозг». Сами понимаете, это заявление вызвало некоторый переполох, и коронер спросил врача, не хочет ли он этим сказать, что исследуемый мозг напоминал мозг животного. «Нет, – отвечал тот, – этого я утверждать не берусь. По некоторым признакам объект исследования и впрямь напоминал мозг животного, однако – и это кажется мне гораздо более странным – там присутствовали многочисленные указания на организацию чуждую как человеку, так и животным». Все это звучало довольно странно, тем не менее присяжные вынесли вердикт, что смерть наступила от естественных причин, и на том дело завершилось – для широкой публики. Но когда я прочел отчет этого врача, я твердо решил все выяснить и взялся за то, что поначалу казалось увлекательным расследованием. Тем самым я навлек на себя немало хлопот, но мне удалось отчасти добиться успеха, сам не знаю почему. Однако… Знаете, мы просидели здесь без малого четыре часа. Официанты начинают поглядывать на нас. Давайте-ка спросим счет и выйдем на улицу.