Дом душ

Не знаю, пойдут ли эти краткие заметки на пользу науке, если их получится опубликовать. Я в этом сомневаюсь. Но конечно, я никогда не возьму на себя ответственность обнародовать или предать гласности хоть слово из того, что здесь написано, не только из-за клятвы, которую я по доброй воле дал двоим присутствующим персонам, но также и оттого, что подробности чересчур чудовищны. Вероятно, по зрелом размышлении, взвесив все за и против, я рано или поздно уничтожу эту бумагу или, по крайней мере, оставлю ее опечатанной моему другу Д., а там уж пусть он сам решает, использовать ее или сжечь, как сочтет нужным.

Как и следует, я сделал все доступное моим познаниям, лишь бы удостовериться, что не нахожусь во власти иллюзии. Поначалу я был ошеломлен и почти ничего не соображал, однако же минуту спустя убедился, что пульс у меня ровный и что сам я пребываю в здравом рассудке. После этого я направил взгляд на то, что видел перед собой.

Несмотря на прилив ужаса и нарастающей тошноты, и на то, что дыхание у меня пресекалось от вони разложения, я оставался тверд. Мне досталась привилегия – или проклятие, не решусь утверждать однозначно, – видеть, как то, что лежало на кровати, черное как смоль, преображалось у меня на глазах. Кожа, и плоть, и мускулы, и кости – вся структура человеческого тела, которую я привык почитать неизменной и незыблемой, как адамант, принялась плавиться и растворяться.

Я знал, что тело способно разложиться на составные части под влиянием внешних сил, однако ни за что не поверил бы в то, что видел сейчас. Ибо это растворение и изменение протекало под действием некой внутренней силы, о которой я представления не имел.

Вся работа, коею создан человек, воспроизводилась сейчас у меня на глазах. Я видел, как это тело само собой меняет пол, разделяется внутри себя и соединяется вновь. Потом узрел, как оно опускается назад к зверям, из коих вознеслось, и то, что пребывало на высотах, спускается в глубины, до самых бездн бытия. Принцип жизни, что делает организм организмом, пребывал неизменным, но внешние формы менялись.

Свет в комнате обратился во тьму: не в ночной мрак, в котором предметы видны лишь смутно – видел я все отчетливо и без труда. Но то было отрицание света: предметы, если можно так выразиться, представлялись моим глазам без всякого посредничества таким образом, что, будь в этой комнате призма, я не увидел бы преломленных в ней цветов.

Я смотрел и смотрел, и в конце концов не видел больше ничего, кроме вещества, похожего на желе. Потом вновь начался подъем по лестнице… [тут рукопись нечитаема] …ибо в одно мгновение я увидел пред собой Облик, окутанный сумраком, который далее описывать не стану. Но символ этого облика можно видеть в античных скульптурах и в живописи, что уцелела под лавой, слишком гнусная, чтобы о ней говорить… и вот, когда это чудовищное, неописуемое существо, не человек, не животное, приняло человеческое обличье, наконец пришла смерть.

Я, видевший все это, не без великого ужаса и отвращения душевного, ставлю здесь свое имя, подтверждая, что все, изложенное мною в этом документе, верно.

Роберт Мейтсон, д-р. мед.»

Такова, Реймонд, история, которая мне известна, и то, что я видел. Ноша эта слишком тяжела для меня, чтобы влачить ее в одиночку, и все же я не могу этого рассказать никому, кроме вас. Вильерс, что был со мною в последний раз, не знает ничего о той жуткой лесной тайне, о том, как та, кого мы оба видели умирающей, лежа на ровной, мягкой траве среди летних цветов, наполовину на солнце, наполовину в тени, держа за руку юную Рэйчел, призвала и собрала этих спутников и придала материальный облик, на земле, по которой мы ступаем, тому ужасу, о котором можно говорить лишь намеками, который можно описать лишь образно. Я не стану говорить Вильерсу ни об этом, ни о том сходстве, что поразило меня, подобно удару в сердце, когда я увидел портрет, переполнивший чашу ужаса до краев. Что это может означать, я не смею даже догадываться. Я знаю, что существо, которое я видел умирающим, не было Мэри, и все же в предсмертной агонии глаза Мэри взглянули в мои глаза. Есть ли кто-то, кто сможет отыскать последнее звено в этой цепи чудовищных загадок, мне неведомо, но если есть человек, который на такое способен, то это вы, Реймонд. А если тайна вам известна, только вам решать, рассказывать о ней или нет.