Дом духов

Домашние дела Клару не интересовали. Она бродила по комнатам и не удивлялась, что все пребывает в идеальном порядке и безупречной чистоте. Садилась за стол и не спрашивала, кто приготовил обед или где покупали продукты; ей было все равно, кто прислуживал, она забывала имена слуг, а иногда и своих собственных детей, тем не менее, казалось, она всегда и всюду присутствовала как некий благотворный и веселый дух, на ее пути все расцветало. Одевалась она в белое, так как знала: это единственный цвет, не разрушающий ее ауру. Платья простых фасонов ей шила на машинке Ферула, их она предпочитала нарядам с воланами и драгоценными камнями, что дарил ей муж в желании угодить и видеть жену модно одетой.

Эстебан был в отчаянии: она относилась к нему с той же симпатией, с какой относилась ко всем, говорила с ним нежно, как с кошкой, когда ласкала ее, она была не в состоянии понять: устал он, грустен, ликует или жаждет предаться любовным утехам, зато по цвету его ауры могла предсказать, не готовит ли он какой-нибудь сюрприз, и умела парой насмешливых фраз вывести его из состояния гнева. Эстебана раздражало то, что Клара никогда ни за что не благодарила и никогда ни в чем не нуждалась. В постели она была рассеянна и улыбчива, как и всегда, свободна и естественна, но словно отсутствовала. Он знал, что владел ее телом как только мог и умел, – знания он почерпнул из книг, которые прятал на одной из полок библиотеки; но даже самые неестественные соития с Кларой казались невинной игрой – у нее просто не появлялось дурных мыслей, и она никогда не подчинялась ему целиком. Иногда Труэба во время вынужденной разлуки с Кларой, когда та оставалась с детьми в столице, а он должен был заниматься делами в деревне, возвращался к прежним утехам и опрокидывал какую-нибудь могучую крестьянку в зарослях кустарника, но подобные случаи не только не успокаивали его, но даже оставляли неприятный привкус во рту и не доставляли удовольствия – особенно потому, что Эстебан знал: если бы он рассказал об этом своей жене, она возмутилась бы дурным обращением с женщиной, но не его неверностью. Ревность, как и многие другие чувства, свойственные обычным людям, Кларе была чужда. Два или три раза побывал Эстебан и в «Фаролито Рохо», но перестал ходить в бордель, потому что не мог уже спать с проститутками и, поняв это, отговаривался тем, что он выпил много вина, что плохо себя чувствует после обеда, что уже несколько дней как простужен. Однако он не повторил свой визит и к Трансито Сото – он чувствовал: Трансито таит в себе опасность для него. Он испытывал неудовлетворенное желание, все кипело в нем, горело неугасимым огнем, он жаждал Клару, и никогда, даже в самые страстные, долгие ночи с ней, ему не удавалось утолить эту жажду. Он засыпал измученным, с сердцем, готовым разорваться, но даже во сне сознавал, что женщины, которая лежала в его постели, рядом с ним не было, она находилась в каком-то неизвестном измерении, куда ему не суждено проникнуть. Иногда он терял терпение и тряс Клару в бешенстве, выкрикивал обидные слова и в конце концов рыдал на ее груди, прося прощения за грубость. Клара все понимала, но ничем не могла ему помочь. Безграничная любовь к Кларе была самым сильным чувством в жизни Эстебана Труэбы, бóльшим, нежели его ярость и гордость, и спустя полвека его любовь к ней отличали те же нетерпение и жар, что и в начале супружеской жизни. На своем смертном ложе он будет звать именно ее.