– Вряд ли это подходящий аргумент, – начала Гиперия, но тут к парню подскочила Веспир.
–
Аякс решительно покачал головой.
– Нет, нет, я не буду. Если я подойду к девушке и скажу: «Здравствуйте, мисс девушка, не хотите ли вы пойти в мой золотой дворец?» – и она скажет: «Нет», то это
–
Аякс обнял ее и крепко прижал к себе.
– Ты мой лучший друг. Буп, – сказал он, выпуская ее из объятий и падая на свое место.
– Это не так работает, но хорошая попытка. – Она покачнулась на месте, помолчала немного, собираясь с мыслями, и начала:
– Я не знаю, как писать свое имя, – сказала она. Хорошее начало. Люциан заметил и Гиперия тоже, что слуги, похоже, внимательно слушают Веспир. – Я родом из маленькой деревушки, из тех мест, через которые можно пройти, чтобы попасть туда, где действительно стоит побывать. – Она зашаталась, но все же поймала равновесие. – Когда ты говоришь об «экспансии», знаешь, о чем я думаю? – Она спрашивала не столько Аякса, сколько весь их стол. – Я думаю о сотнях солдат, разбивших лагерь по всей моей деревне, которые заграбастали два наших колодца, чтобы напоить лошадей. Я думаю о солдатах, которые забирают наших цыплят, зерно и картошку, потому что они голодны. Потому что, по-видимому,
–
– Итак, после того как они заберут нашу воду и еду, солдаты воткнут флаг в землю и скажут, что мы теперь часть империи, а потом двинутся дальше. Но оставят какого-то парня, который сидит за столом и говорит нам, что теперь мы должны платить больше денег и больше цыплят и зерна за… Я не знаю за что.
И парень за столом никогда не пачкает руки, но он начинает диктовать нам, как управлять нашей землей и когда отдавать наших детей в армию или работать в их дворцах или на их полях. И никого не волнует, когда они забирают нас, потому что зачем им это нужно? Мы принадлежим им с самого рождения. – Веспир перестала колебаться; она стояла пугающе неподвижно. – Они говорят нам, как управлять нашей жизнью, а потом заставляют нас умереть за них, а потом пишут письма, в которых выражают сожаление, что мы умерли. Только мы даже не можем прочитать, как они сожалеют, потому что никто не думает, что это хорошая идея – учить нас читать.
Голос Веспир становился все громче по мере того, как в комнате становилось все тише.
– Мой старший брат Каска. Его забрали в армию, когда мне было одиннадцать. Однажды я пришла домой и обнаружила на кухонном столе деревянную коробку, а маму плачущей. У нее было письмо с печатью Пентри. Мы знали, что один из моих братьев и сестер погиб на войне. Они сжигают тело, кладут пепел в маленькую коробочку и отсылают его семье. – Глаза Веспир блестели от непролитых слез. – Мама не смогла прочитать письмо, чтобы узнать, кто умер, поэтому мне пришлось отнести его в местный имперский аванпост, чтобы какой-нибудь парень за столом прочитал его. – Она шмыгнула носом и потерла его. – Он сказал мне, что Каска дезертир, поэтому они убили его на месте. И все, о чем я могла думать, когда мать с отцом плакали и молились у маленького семейного алтаря в эту ночь с глиняными фигурками семьи Пентри и просили прощения за то, что вырастили труса… все, о чем я могла думать, о том, что, конечно, Каска сбежал. Он не был солдатом. Он рассказывал шутки. Он спал и ел слишком много рисовой каши. Его брюки никогда не сидели на нем, потому что он так быстро рос. И они уложили все его длинное, тощее тело в маленькую коробочку на нашем кухонном столе.
Знаете, до того как Этрусская империя пришла на восток, мой народ был лошадиным народом, не драконьим. – Веспир сморгнула слезы. – Когда Валерия Пентри пришла, чтобы завоевать нас, мы так хорошо сражались, что она вышла замуж за одного из наших дворян. Вроде того, как они сделали в Картаго, Пентри стали похожи на нас. Но это все равно в основном этрусское, верно? Так что моя фамилия, слова, которые я произношу, одежда, которую я ношу… все это происходит от Этруссии. Иногда я думаю, как бы меня назвали на каком-нибудь другом языке. Я не знаю.
– Итак, с чем мы остаемся? – спросила Веспир, выходя из задумчивости. – Недостаточно. Они требуют от нас больше, когда у нас меньше, и почему? Потому что кто-то поставил флаг в нашей деревне или что-то в этом роде.