Антоний Сабель, которому вскоре предстояло стать первым этрусским императором, устроился на спине Великого Дракона. Остальные мужчины и женщины, правители остальных четырех великих домов (среди них Эмилия видела и своего предка, Марцелла Орона), дружно поклонились Антонию и Дракону.
Картина изменилась, и Эмилия увидела, как Антоний и Дракон взмыли в воздух, чтобы сразиться с Кассиусом Оретани. Эмилия мельком увидела знаменитого повелителя хаоса, молодого человека с длинными черными волосами и алым ртом, верхом на драконе чистейшей белизны.
На глазах у Эмилии Оретани получил удар мечом в живот. Он и его дракон спиралью полетели вниз.
– Если они ограничили хаос, то как я могу быть хаотиком? – Эмилия не могла оставить это без ответа.
Теперь Эмилия наблюдала за тем, как картина перешла к Антонию, другим лордам, леди и порядочникам в оранжевых одеждах, сгрудившихся вокруг стола. Они, казалось, спорили, сидя вокруг огромного павильона, а Великий Дракон и несколько других драконов наблюдали за ними, подергивая хвостами и расправляя крылья.
Эмилия смотрела, как Великий Дракон и остальные дернулись, словно пронзенные молнией. Они начали хлестать хвостами, кусать друг друга, рычать и взмывать в небо беспорядочной массой. Антоний и остальные были поражены и наблюдали за происходящим с явным ужасом.
– Тогда почему они не сняли заклинание? – спросила Эмилия. Она чувствовала себя так плохо, словно наблюдала за убийством.
Эмилия была вынуждена смотреть, как Антоний манит Великого Дракона вниз, как будто благородный зверь был собакой. Когда Дракон подчинился, тот, кто был спасителем порядка и жизней миллионов людей, первый император, погладил его, как животное. Антоний улыбнулся.
Эмилия больше не могла смотреть. Чернота снова нахлынула на нее, и она мысленно всхлипнула от облегчения.
– Значит, драконы – пленники? Включая Чару? – Эмилия почувствовала боль во всем теле, во всяком случае, то немногое, что она еще могла чувствовать. Чара, ее лучший компаньон, существо, которое она щекотала и целовала и чью чешую она расчесывала… неужели это создание – ее рабыня? Эта мысль едва не порвала тонкую нить ее рассудка.