Дом дервиша

— Хорошо, а что вы собираетесь делать прямо сейчас?

Бекдил прикусывает нижнюю губу каждый раз, когда сосредоточен или раздражен.

— Я подам прошение о внесении залога. Уверен, что его удовлетворят, хотя сумма может быть внушительной. Вы в состоянии внести залог, господин Сариоглу?

— Я это сделаю.

— Отлично, просто отлично. — Бекдил хлопает в ладоши и трясет ими от удовольствия. Может, на нем и костюм юнца, но в духовном плане, если говорить о том возрасте, что сохраняется на всю жизнь, он двоюродный дедушка из Анатолии, который дает вам деньги на школьную форму и дарит свой старенький пикап, который станет вашей первой машиной. — Между нами и не для протокола, подозреваю, что прокуратура предложит урегулировать дело, если она признает свою вину.

— Айше не признает свою вину. Если в ее бизнесе прослыть предателем, то никто с тобой больше не будет работать.

— При всем уважении, это решать моей клиентке, господин Сариоглу. Я собираюсь пойти и узнать, можно ли внести залог.

Они поднимаются из-за стола с липкими стаканами.

— Последний вопрос — вы знаете, о каком артефакте идет речь?

Бекдил снова прикусывает нижнюю губу.

— Вы когда-нибудь слышали о Медовом кадавре?

— Что это еще такое?

— Я тоже не знаю, господин Сариоглу, но его стоимость где-то в районе миллиона евро.

— Счет только что стал два — один, — сообщает сержант, откидывая стойку и пропуская Бекдила и Аднана.

— Джимбом?

— «Арсенал».

Аднан ругается одними губами. Офицер прибавляет звук, чтобы Аднан, наклонившись через стол, тоже слышал.

— Волкана заменили из-за травмы. Ван Риджн атаковал его в штрафной площадке и нанес ему травму. Должны были дать красную карточку и назначить пенальти, а вместо этого нас же еще наказали желтой карточкой и назначили свободный удар. Говорят, что Волкан теперь полгода играть не сможет.

— Русский судья.

Губы сержанта складываются буквой «О». В это время за зарешеченным стеклом Бекдил спорит с двумя полицейскими в отглаженных костюмах. Один маленького роста, пожелтевший от никотина, лысеющий. Кажется, ему слишком жарко. Второй — высокий, с хорошей стрижкой, в костюме из наноткани, рисунок на ней от черного на черном переходит к муаровому узору, от которого рябит в глазах. В манжетах серебряные запонки. На его фоне Бекдил выглядит дешево. Модный ублюдок. Руки Бекдила проговаривают весь ход переговоров: вот открытая ладонь — просьба, перевернутая — отказ, вот он призывает быть благоразумными, все взвесить, а вот изображает ножницы, чтобы отсечь все лишнее. Офицер Модник взял на себя переговоры от лица властей. В конце концов оба кивают. Бекдил идет в комнату для допросов. Аднан мельком видит руку с серебряными кольцами и старинным браслетом на запястье. Айше. Потом дверь закрывается.

— Как я и подозревал, залог внушительный, — говорит Бекдил, вернувшись. Модник смотрит на Аднана через стекло. Какой коп может позволить себе такой костюм? Стоило бы его проверить на взяточничество, а не честную владелицу галереи, работающую в поте лица, чтобы выжить в Стамбуле. — Можно перевести из наших фондов…

— Сколько?

— Двадцать тысяч.

— Я же сказал, что заплачу.

— Мы принимаем карточки, — сообщает сержант, — кроме «Америкэн Экспресс», и по кредиткам комиссия два процента.

Он протягивает считывающее устройство. Аднан вводит старательно нули на конце суммы, и они кажутся ему математическим воплощением этого несуразного дня. Ноль на ноль равно нулю. Ноль на все что угодно равняется нулю. Зато если бы можно было разделить на ноль, то получилась бы бесконечность. Вот она, логика сегодняшнего дня. Айше арестовали. Якобы она украла какой-то памятник. За миллион евро. Медовый кадавр. Он даже близко не представляет, что это такое может быть. И все это под звуки матча по радио. Аднан смотрит, как деньги с его счета перетекают на счет стамбульской полиции. Сержант широким жестом отрывает чек.

— Вы можете потребовать возврата денег либо онлайн, либо по телефону круглосуточной горячей линии.

Он берет трубку и звонит в соседний кабинет за стеклом. Модник открывает дверь в комнату для допросов, и там сидит Айше. Она устала и сердится, но глаза светятся. Волосы спутаны, на колготках стрелка, носы туфель ободраны, но лицо и макияж идеальны. В глазах таится тот темный свет, который за годы их брака Аднан научился узнавать и уважать. Сумочка агрессивно висит на плече. Да-да, можно носить сумочку агрессивно. Такое чувство, будто он не видел ее несколько лет. Она выходит из кабинета. Модник встречается взглядом с Аднаном и кивает. Думаешь, ты знаешь меня, а? Да, знаешь. Я твой враг.

Айше забирает бумаги со стола сержанта и бросается мимо распростертых объятий Аднана.

— Не здесь, — шепчет она. — Не доставлю этим ублюдкам удовольствия.

Аднан и Бекдил выходят за ней на жаркую улицу. Айше зло вытаскивает сигарету, зажигает и с нескрываемым удовольствием затягивается. Хотя курение на улице — это моветон.