Дом дервиша

— Ну, госпожа Эркоч, я буду держать вас в курсе, как продвигаются наши дела, — Бекдил протягивает руку, но Айше отмахивается. — Дело сложное, поэтому у прокуратуры уйдет какое-то время, чтобы сформулировать обвинения. Я был бы удивлен, если бы что-то сдвинулось с мертвой точки раньше лета, но все же хотел бы встретиться с вами в начале следующей недели и рассказать о предполагаемых вариантах развития событий и о том, что вы можете сделать. Есть хороший адвокат, который специализируется на делах, касающихся предметов искусства и антиквариата, если получится, я хотел бы обратиться к нему. Он знает эту сферу. Господин Сариоглу. — Во время рукопожатия происходит обмен информацией, которая тут же поступает на цептеп Аднана. — Если что-то понадобится, звоните в любое время, не стесняйтесь!

Он уходит прочь по проспекту Имрана Октема, семеня ногами, как девушка.

— Я вызову нашу машину, — говорит Аднан. — Поехали домой.

— Я не хочу домой, — рычит в ответ Айше. — Я хочу кофе. Я воняю полицейским участком. — Она осматривает серую улицу, которую не смогло оживить даже яркое солнце. — Но не здесь.

Каблуки стучат по мостовой улицы Терзихани. Аднан следует за женой через залитую солнцем площадь Атмейданы, где находился когда-то Римский ипподром, обходя туристические автобусы и такси и группы китайских туристов, идущих за гидом с высоко поднятым зонтиком, но при этом соблюдает дистанцию, чтобы должным образом оценить все величие ее гнева. Ни тебе раскаяния, ни угрызений совести, ни капли вины. Такой он ее любит. Она с грохотом отодвигает стул в чайхане у стен мечети Султанахмет. Клиенты глазеют на нее, поскольку даже в сердце туристического Стамбула это обычно мир мужчин.

— Два кофе, — приказывает Айше, садится и начинает курить одну сигарету за другой. Аднан знает, что жена сама заговорит, когда посчитает нужным.

— Вы не знаете окончательный счет? — спрашивает он у официанта, когда тот ставит крошечные чашечки кофе.

— Ничья. Два — два. Второй тур в Эмиратах на следующей неделе.

— А, ну тогда хорошо, — говорит Аднан. От этой новости он вдруг чувствует себя до смешного лучше.

— Неплохо, хотя я сам болею за «Бешикташ».

Айше залпом выпивает кофе и тараторит:

— Они взяли у меня отпечатки пальцев. А этот порошок не отстирывается. Он повсюду на платье, оно испорчено, я его больше не надену. Взяли ДНК. Заставили открыть рот и шерудили там ершиком, как будто я автоугонщик или что-то типа. — Она зажгла очередную сигарету, запрокинула голову, вдохнула дым, а потом выпустила его голубоватой дымкой — Аднана всегда возбуждала эта киношная изысканность. — Но я нашла его. Он был в моих руках. Я открыла гроб и заглянула внутрь, впервые за двести пятьдесят лет. Я дотронулась до него. Такой сладости я никогда не испытывала до и впредь не испытаю. Он был у меня в руках.

— Бекдил вроде нормальный, — вставляет Аднан.

— Да к черту Бекдила. Нет, он нормальный, ведет себя как двенадцатилетний, но ничего. Он тебе что рассказал?

— Что тебя взяли в рамках более крупной операции по борьбе с контрабандой.

— Ну меня это не особо утешает. Он сказал тебе, в вывозе конкретно какого артефакта из страны меня обвинили?

— Какого-то Медового кадавра…

— А ты знаешь, что это? Это легенда. Сказка. Яйца птицы Рух, лампа с джинном внутри или летающий ковер. Это драгоценности Святой Софии и слезы Богоматери. Человеческий труп, мумифицированный в меде. Никто не верил в его существование, но я его нашла. — Она зажгла новую сигарету. — Это оказалась медовая ловушка. Но я не думаю, что этот козел Акгюн вообще знал о том, что Медовый кадавр существует, он просто сделал мое задание правдоподобным, а потом помахал перед носом миллионом евро.

— Не понимаю.

— Ко мне в галерею явился клиент, хорошо одетый, разбирающийся в искусстве. Он узнал о существовании Медового кадавра из Искендеруна и готов был заплатить мне миллион евро, если я достану ему это чудо. И я достала. Достала ему Медового кадавра, но оказалось, что это коп из отдела по охране памятников искусства. Черт, мне стоило догадаться, от него воняло дешевым парфюмом. Он понимал, что мои поиски Медового кадавра станут приманкой для всех торговцев предметами искусства отсюда и до Бурсы. Сукин сын.

— Миллион евро. Айше, если дело в деньгах…

Айше внезапно дотрагивается до лица мужа.

— Аднан, я сделала это ради себя, чисто из эгоизма, чтобы доказать, что я тоже могу. Тоже могу зарабатывать деньги. Тоже могу играть по-крупному.

Тень ложится на стол. Аднан морщится из-за неожиданного падения температуры. Это тучка загородила солнце, маленький смешной пузырек пара, но за этой тучкой двигались другие, а над куполом Айя-Софии и вовсе стеной собирались густые дождевые облака. Сердце Аднана глухо стучит, теперь вся чудовищность его проделки с Бирюзовой площадкой обретает форму. Доказательства написаны прямо на небе.

— Я была наживкой. С самого начала. Стоило бы догадаться, но Медовый кадавр ослепил меня. Найти что-то такое, одно из утраченных чудес света, ты бы отказался?

Аднан покачал головой и одними губами ответил «нет».