Дом Аниты

На углу 65-й улицы и Сентрал-Парк к нам подходит Бет Симпсон. Как и Анита, она одета скромно; а вот Тана Луиза вся в красном. На завязанных узлом иссиня-черных волосах — нахлобученная набекрень походная кепка а-ля Фидель Кастро.

Ну а наш «ускользающий» капо Альдо надел длинную белую ночную рубашку. Его светлые волосы очень красиво уложены и завиты. У себя на груди он вывел: «МИР ПОЖАЛУЙСТА ТОЛЬКО МИР СТАЛИН».

Мы покупаем у цветочниц красные розы. Сентрал-Парк-Уэст расчистили от автомобилей, автобусов и велосипедов: нет даже конных парковых экипажей.

Наконец мы слышим рев мотоциклетных двигателей. Всего два мотоцикла выруливают из-за угла Коламбус-Сёркл. За ними следует черный лимузин.

Приближается мотоциклетный эскорт, и я замечаю, что охрана одета в робы узников немецких концлагерей. Эти полосатые пижамы отличаются от наших красными треугольниками, нашитыми на штаны: метка «политических»{140}. Советские шлемы похожи на горшки, и мотоциклисты в них выглядят нелепо, но эти люди — особые караульные из элитного кремлевского подразделения, и через плечо у них переброшены автоматы.

Лимузин проезжает мимо нас. Еще двое караульных следуют за ним на тарахтящих мотоциклах, а русские танки заводят моторы.

Вот и все. Сталин приехал и уехал.

54. Немецкая овчарка

Как раз там, где мы стояли, наблюдая за процессией, удобно растянулась на тротуаре большая черная немецкая овчарка. В цепной ошейник вплетены красные розы; сука привязана к столбику паркометра.

Собака снова и снова притягивает мой взгляд. Блестящий черный мех на спине и твердое розовое брюхо с торчащими из-под редкого белого меха сосцами, которым нет числа. Она мирно улеглась головой на бетон. Но всегда начеку — отличительная черта ее породы — и следит за всем, готовая наброситься при малейшей угрозе. При этом в больших, добрых карих глазах — не свирепость, а любовь и доброта.

Я смотрю на эту псину, и по спине пробегает холодок. Так и хочется подойти и погладить. Но с этими животными, кроткими и в то же время свирепыми, надо поосторожнее: их поведение непредсказуемо.

Сначала я медленно наклоняюсь. Овчарка лениво мне подмигивает, и я понимаю, что можно спокойно ее погладить.

Псина поднимает голову и нюхает мою ладонь, подползает к моим ногам и знакомится ближе, обнюхивая мою обувь. Встает и возбужденно виляет хвостом, затем подпрыгивает, головой шмякаясь мне в лицо, тявкает от восторга и облизывает мне всю физиономию.

Как ни странно, я слышу размышления овчарки:

Я очень рада, что снова встретилась с Бобби, мы так давно не виделись. Этот богочеловек умеет гладить мне брюшко — другого такого на свете нет. Уж точно никакого сравнения с моими прежними хозяевами{141}. Как-то раз я напала на него, подпрыгнула и слегка укусила за губу. Он тогда был совсем жалок. Но посмотрите, какой он теперь статный и откормленный!

После того единственного случая — я, между прочим, обучена нападать, это моя работа, зря меня, что ли, баландой кормили — я старалась никогда больше не нападать на Бобби. И он знал. Он нашу породу понимает.

Видите, он по-прежнему любит меня, невзирая на ту старую историю. Вот бы мне такого Хозяина! Но теперь это невозможно — инстинкт подталкивает меня к чему-то другому.

Овчарка подпрыгивает и лижет мне ладонь, а я опять слышу ее голос:

Но он мне поможет, отблагодарит меня за все мои услуги. А они велики. В самом деле, я же вернула его к жизни, вскормив теми самыми сосцами, которые он сейчас чешет.