Юэль заглядывает в атриум и видит парня, сидящего на табуретке. Когда он смотрит на струны, белокурая прическа «паж» закрывает лицо. Пальцы у него длинные и худые, загорелые предплечья. В зале почти нет мест. Море седых голов. Должно быть, тут собрались старики из всех четырех отделений. Юэль видит блаженную улыбку Лиллемур. Она раскачивается взад-вперед, сложив руки на груди.
Юэль остается стоять в коридоре. Ищет взглядом маму. То и дело возвращается к парню с гитарой. К рукам с длинными, худыми пальцами.
К нему так давно никто не прикасался. Возможно, иначе он не чувствовал бы себя таким потерянным и смог бы отогнать ощущение нереальности.
За одним из столов Юэль замечает маму. Она и Нина смеются, наклонившись друг к другу. Юэль чувствует что-то… не совсем зависть, не совсем горе. Это ощущение ему знакомо. Нина всегда могла разговаривать с мамой так, как не мог он. Словно у них один родной язык, а он и мама пытались говорить на языке, которым никто из них толком не владел.
Глаза Нины того же цвета, что и голубая униформа «Сосен». Сегодня она выглядит моложе, чем вчера. Напряжение пропало с ее лица, ушло из движений тела.
Юэль размышляет, не подождать ли маму у нее в квартире, но это было бы слишком патетично. Он протискивается в зал. Видит поющие беззубые рты, тела, раскачивающиеся туда-сюда в инвалидных колясках. Некоторые старики отбивают такт. Парень с гитарой сменил песню, а Юэль даже не заметил. Ему кажется, что публика долго ждала, чтобы ее услышать. Только у одной старушки несчастный вид. Это самая крошечная женщина, которую он когда-либо видел, хрупкая, похожая на птичку. К груди она прижимает потрепанную мягкую игрушку. И, кажется, тихо с ней разговаривает.
Нина поднимает глаза, когда Юэль подходит к их столу. Ее взгляд холоден и тверд, похож на удар кувалдой в лицо. Юэль потрясен, осознав, что она действительно его ненавидит.
Ему всегда казалось, что, если они встретятся снова, Нине будет стыдно. Что она будет просить прощения. Но в ее описании истории мерзавец – он.
– Юэль! – радостно восклицает мама.
– Если ты занята, я могу прийти попозже, – говорит он, косясь на Нину.
– Еще чего! Мы пойдем ко мне – здесь слишком шумно.
Нина не меняется в лице. Мама похлопывает сына по руке и встает. Юэль выходит перед ней из зала и всю дорогу думает, провожает ли Нина его взглядом.
Припев звучит снова. Парень отрывает взгляд от гитары и улыбается восторженной публике. Он гораздо моложе, чем думал Юэль. Слишком молод.
В коридоре наступает облегчение.
– Хочешь, я закрою за собой дверь? – спрашивает Юэль, когда они заходят в мамину квартиру.
– Не надо. Пусть будет слышно.
Юэль садится на диван. Пытается придумать, что сказать.
– Ночью ты хорошо спала?
– Думаю, да. Ничего не помню, так что, наверное, да. Мама улыбается. Из коридора доносятся первые аккорды новой песни, и она кажется ему знакомой.
– Теперь, когда я знаю, что Нильс вернулся, я сплю очень хорошо, – говорит мама.
Юэль бросает взгляд в прихожую.
– Папа сейчас здесь? – спрашивает он.
– Нет. Ты же и сам, наверное, видишь, что его тут нет. Юэль кивает. Мама вроде не обиделась. На ее лице мечтательное выражение. Она довольна.
– Где он? – продолжает Юэль. – В смысле, когда его здесь нет?
Кажется, мама задумывается.
– Он спит, – отвечает она. – Он еще слаб. Ему надо беречь силы.
Юэль размышляет, каким будет следующий шаг, если папа так и останется ее воображаемым другом. Они будут приглашать на чай? Мама будет выставлять для него небольшое блюдо с печеньем?
Он подавляет нервный смешок. Сосредоточивается на песне, которая эхом разносится по коридору. Теперь он вспомнил. Это старый хит его подростковых лет. Старики подпевают, хотя и без особого энтузиазма.
Юэль смотрит на инкрустацию на спинке дивана, такую же, как на маминой кровати дома. Думает о дедушке, которого тоже никогда не знал. Всего за пару лет мама потеряла и отца, и мужа и осталась одна с двумя детьми.
Внезапно Юэль осознает, как ей, должно быть, приходилось трудно. Умом он, конечно, всегда это понимал. Но сейчас впервые прочувствовал.
Мама следит за тем, как Юэль рассматривает деревянный узор.
– Под конец отцу стоило немалых сил продолжать столярничать, – говорит она. – Видел бы ты его пальцы.
Она сгибает собственные пальцы, чтобы показать, что имеет в виду.
– Я всегда волновалась, что его плохие суставы передадутся по наследству вам, – задумчиво продолжает она. – Сейчас, конечно, все иначе. Для всего есть лекарства. Знаешь, что с ним делали, когда он еще жил на севере в Онгерманланде4? Тогда он работал в лесу. О больничном даже речи не было. Приходилось ездить на велосипеде всю дорогу от Хокшён до больницы в Эстерсунде, и там ему вправляли суставы…
Юэль никогда не слышал эту историю. Его накрывает волна тошноты, когда он представляет себе хруст дедушкиных пальцев.
– А потом он на велосипеде ехал обратно, – заканчивает мама, вздыхая.
– Это правда? – слышит Юэль собственный голос.
Мама раздраженно смотрит на него: