Они прощаются в холле, и Нина идет в коридор отделения Г. Там тихо и пусто. Воздух кажется неприятным и наэлектризованным. В отдалении у дверей в квартиры она видит ведро с водой и швабру, прислоненную к стене.
Проходя мимо, Нина заглядывает в комнату отдыха, свет там выключен. Дождь стучит в окна. В полумраке мебель приобретает смутные очертания. Четырехугольники сероватого света из окон отражаются в черном экране телевизора.
Нина проходит полпути к комнате для персонала и вдруг слышит доносящийся с потолка металлический скрежет. Она останавливается и ждет, пока снова услышит этот звук. Прослеживает его до вентиляционной решетки. Встает на цыпочки и вытягивает руку. Осторожно постукивает. Из трубы внутри сыплются черные хлопья, похожие на пепел. Что-то снова скребется, теперь уже дальше по коридору. Словно когтями по металлу. Может, птица случайно попала в вентиляционную систему? Поэтому и воздух такой спертый.
Нина идет в комнату для персонала. Там никого. Юханна обычно почти прыгает от нетерпения в ожидании, когда же утренний персонал придет ее сменить. На столе грязная тарелка, раскрытая бульварная газетенка, наполовину полная чашка кофе, в которой свернулось молоко. Нина смотрит сквозь стекло в общий зал. Там тоже пусто. Достает папку с отчетами, но там нет записей о прошедшей ночи.
Нина снова выходит в коридор:
– Юханна?
Вопрос остается без ответа. Нина идет по коридору, мимо зала, где дождь барабанит по стеклянной крыше.
Ведро с водой стоит около комнаты Моники. Нина уже собирается войти и посмотреть, нет ли там Юханны, когда слышит плач, доносящийся из Г8.
Запах чистящих средств и мочи ударяет Нине в нос, когда она заходит в квартиру сестер. Вера сидит в постели и печально смотрит на нее.
– Здравствуйте, – говорит Нина. – Как дела?
Она приближается к кровати, и обувь прилипает к полу. Должно быть, Юханна мыла пол второпях.
– А что, если он вернется? – шепчет Вера в испуге.
– Кто? – удивляется Нина.
– Тот, который был в ванной.
– Наверное, это всего лишь Юханна, которая здесь работает.
– Нет. Она его тоже не видела.
Веру так трясет, что ей нужен оксасканд. Нина задается вопросом, как долго это продолжается.
– Он злой, – продолжает Вера. – По-настоящему злой. Его не должно здесь быть.
– Ничего страшного, – успокаивает ее Нина и смотрит в ванную.
Там никого.
– Но он же хочет похитить Дагмар! – шепчет Вера, глядя на кровать, в которой все еще спит ее сестра.
Беспокойство растекается у Нины внутри. Иногда старики могут быть очень убедительны. Конечно, Вера просто внушила себе, что в «Соснах» появился непрошеный гость, но ее страх в высшей степени реален.
– Тогда ему придется иметь дело со мной, – очень мягко произносит Нина. – А сейчас постарайтесь отдохнуть, я скоро принесу завтрак.
Она поворачивается, собираясь уходить, и видит, что Дагмар тоже села в постели. Ее глаза блестят в полумраке. Старуха молча следит за Ниной, когда та выходит из комнаты.
Нине кажется, будто, закрыв дверь, она слышит хриплый смех. Она идет назад по коридору. Зовет Юханну, но не получает ответа. Останавливается у квартиры Г6, рядом с которой все еще стоит ведро. Заходит так тихо, как только может, на случай, если Моника спит.
Но Моника просто лежит в постели, лампа включена. На коленях раскрытая газета с кроссвордом. Она оборачивается к Нине, когда та входит в комнату.
– Привет, дорогая, – здоровается она.
Нина садится в кресло. Смотрит на нее. И старается не надеяться зря.
– Здравствуйте, – говорит она. – Вы меня помните? Моника смеется, откладывает ручку и складывает газету:
– Разумеется, помню. Ты же малышка Нина, хотя сейчас ты, конечно, стала совсем взрослой.
Нина кивает. Слезы обжигают уголки глаз.
– Это точно, – говорит она.
Моника наклоняет голову набок. Дружелюбно улыбается.
Она снова стала Моникой.
Но это продлится недолго. Никогда не бывает долго, раз человек болен настолько серьезно, что оказался в «Соснах». Но в этот момент Моника здесь.
– Как же я рада тебя видеть, – говорит она. – Ты так давно не заходила.
– Да, – соглашается Нина.
– Подойди поближе, я на тебя погляжу.
Нина встает с кресла. Моника ощупью ищет ее руку, и Нина берет ее в свою. Осторожно сжимает.
От этого прикосновения по щекам Нины льются слезы, и она вытирает их свободной рукой.
– Ну, милая моя, плакать уж точно не стоит, – утешает ее Моника.
– Простите, что не давала о себе знать все эти годы, – тихо говорит Нина.
– У тебя наверняка было много забот с собственной семьей. Я же это понимаю.
– Но я…
– Ты достаточно сделала для нас. Ты всегда была такой доброй и умной. И Юэлю ты была прекрасной подругой. Я никогда не волновалась, когда он был с тобой. Нина пытается улыбнуться, но на глаза снова наворачиваются слезы.
– Дорогая, – говорит Моника, и кажется, что и она сама вот-вот расплачется. – Почему ты так грустишь? Что-то случилось?
Нина мотает головой:
– Просто мне кажется, я не понимала, как сильно скучала по вам.