Вслед за танками показались и мотоциклеты с солдатами. Поезд, охваченный огнем и дымом, стоял неподвижно. Немцы с интересом рассматривали животных, поначалу не обращая внимания на людей. То и дело слышалось восхищенное: «вар», «леве», «ланге»…
Потом людей выстроили тут же, на поляне, под палящим солнцем. Служителям зоопарка приказали накормить зверей.
Одновременно гитлеровцы отделили от толпы женщин с детьми и в сопровождении автоматчиков погнали их к лесу. Вскоре оттуда раздались длинные очереди, раздирающие душу человеческие вопли. Остальных построили в несколько нестройных шеренг лицом к немцам. Чоров встал в заднем ряду.
— Коммунисты, выходи! — раздалась команда.
Шеренги качнулись. Было ясно, что коммунистов ждет участь только что расстрелянных детей и женщин. Команда повторилась. Вдоль строя двинулся офицер гестапо с двумя автоматчиками. В руке у него самого был «парабеллум». И тогда из толпы вышла немолодая женщина с сединой в волосах и остановилась перед гестаповцем, гордо подняв голову. Кто она, откуда — никто не знал.
— Я коммунистка!
— Кто еще? Становись рядом с ней! И кто из НКВД — тоже! — рявкнул переводчик.
Голова Чорова пылала. Он был обязан сделать три шага и встать плечом к плечу рядом с этой бесстрашной женщиной, но ноги не слушались, они будто приросли к земле, налились свинцом. Вперед вышло еще несколько человек, один — совсем старик. По команде гестаповца они двинулись туда же в лес. Оставшихся пересчитали, выстроили попарно и под конвоем повели в сторону станции, утопавшей в зелени.
Пленных пригнали на свиноферму. Нестерпимый запах говорил о том, что свиньи были здесь совсем недавно. В яслях для поросят даже подстилка еще не остыла. Рана Чорова, по-видимому, воспалилась, двигаться стало трудно. Чоров боялся, что поднимется температура: тогда — конец. Немцы не возятся с больными. Для больных у них одно лекарство — пуля… Он устроился где-то в углу и затих. Это лагерь. Отсюда путь только на тот свет. Дай бог, чтоб смерть не была долгой и мучительной… Не сегодня, так завтра их всех постигнет участь той мужественной женщины, что добровольно шагнула навстречу гибели.
3. НАКАНУНЕ
В зале уже совсем было нечем дышать. Коммунисты слушали, размышляли, думали о своем. И Зулькарнея Кулова история Чорова вернула к событиям двухлетней давности. Он уже не слушал Бахова, поскольку был теперь посвящен во все детали «дела» Чорова. Ему вспоминался август 1942 года. В тот памятный день он только-только вернулся с высокогорных пастбищ. На столе за время его отсутствия выросла гора газет и журналов. Но он не протянул к ним руки. Посте пыльной, утомительной, дорожной тряски хотелось выпить стакан крепкого чаю. Зулькарней Увжукович уже пошел было к двери, но по привычке остановился у большой школьной карты, висевшей на стене. На этой карте ежедневно по сводкам Совинформбюро переставлялись красные и синие флажки, обозначавшие продвижение немецко-фашистских войск, захваченные города, железнодорожные узлы. Это с безукоризненной аккуратностью делала Ирина Федоровна. Кулов мысленно передвинул несколько флажков еще ближе к Кавказу и ужаснулся, подумав, что гитлеровцы вот-вот достигнут предгорий. А сверху — никаких директив, поступай как знаешь…
Его размышления прервал междугородный телефонный звонок.
— Зулькарней Увжукович?
— Да, я. — Кулов не мог понять, кто у аппарата.
— Говорит ваш сосед Михаил Алексеевич. Не узнаете?
— А-а… — Кулов не решился произнести вслух фамилию собеседника. — Теперь военные фамилии не называют. Но вас я узнал.
— Я и сам еще не привык к этому. Да что поделаешь — война предлагает свой язык.
— Конечно, товарищ первый. Вы где-то рядом?
— Я в Пятигорске. Хочу повидаться с вами, и как можно скорее. Через полтора-два часа сможете приехать?
— Приеду. Одному ехать, Михаил Алексеевич, или прихватить с собой еще кого-нибудь из руководящих работников?
— Смотрите сами. Совещание будет чрезвычайной важности. Ваше присутствие необходимо. Приезжайте — и прямо в зал заседании горкома партии.
«Наконец вспомнили и о нас», — подумал Кулов, все время ждавший директив сверху. Звонил член Военного совета Северо-Кавказского фронта, начальник Ставропольского краевого штаба партизанских отрядов.
— Немедленно выезжаю. — Голос Кулова слегка дрожал от волнения. В голову ему пришел нелепый вопрос: ел он сегодня или нет? Зулькарней Увжукович рассердился на самого себя: не хочется есть, значит, ел! Нашел о чем беспокоиться… Он нажал на кнопку и велел появившейся в дверях Ирине к восемнадцати часам вызвать к нему членов бюро обкома партии и совнаркома, живущих в городе, первых секретарей райкомов партии и председателей райисполкомов.
— Пусть ждут моего возвращения.