Долина белых ягнят

— Переехал к Хадиже. Она моя тетка. Старуха одна осталась, упросила мать, чтобы я переехал к ней хотя бы до весны. Я узнал, что здесь нужен пастух и подумал — чего мне сидеть без дела? Руки-ноги есть, а что еще надо пастуху? Вот и нанялся. Охраняю общественное стадо.

Все это было похоже на правду, но Мисост слушал, хмуря черные, тронутые сединой брови, задумчиво шевеля усами. Он знал Батырбека и одно время даже помышлял поступить к нему на службу, хотя бы завхозом. Кто медом торгует, тот облизывает пальцы, думал он, может быть, и ему перепадет что-нибудь от «ульев», спрятанных в подвале. Увы, мечта не сбылась.

— Где твой отец сейчас?

— Эвакуировался. Куда точно, не знаю.

Конечно, думал Мисост, этого парня сам бог велел брать в легионеры или полицаи, а не в танцоры, но такого атлета во всем ауле не найдешь. Для ансамбля нужен парень без изъяна.

— Танцевать умеешь? — спросил Мисост.

— Чего ж тут уметь? Все умеют.

— Не умеет — научат, — подал голос и офицер. Он положил на колени полевую сумку, извлек оттуда какие-то бумаги. От него пахло дешевым одеколоном. Видно, недавно побрился.

— Оришев, говоришь?

— Оришев, Оришев… — бормотал офицер, водя пальцем по строчкам. Айтек пригляделся. Офицер просматривал какие-то списки. Он положил один, достал другой. — В отряде какого района он мог числиться? — словно невзначай спросил офицер у Мисоста. — Не «Аришев»? Тут так написано, что не разберешь, где «о», где «а». Не почерк — ишак хвостом вилял.

— Ты позвони Шаругову. Он списки составлял, — посоветовал бургомистр. — Слава богу, ему, наконец, телефон поставили.

Айтек с трудом сдерживал волнение. Он и не подозревал, что ларчик открывается так просто. Тайное вдруг стало явным. Вот она — разгадка! Теперь надо срочно связаться с Баховым. Списки партизан составлял Шаругов. Сейчас он — правая рука самого Бештоева, представляющего гражданскую администрацию при командовании оккупационных войск. Шаругов знал наперечет всех партийных и советских руководителей, всех коммунистов.

— Нету… Эвакуировался, значит, деньги увез. Главную ценность он все-таки оставил дома — сына. — Офицер спрятал списки в полевую сумку, еще раз оглядел парня и снова нашел его вполне подходящим.

— Зачисляй.

— Но в ансамбле мне уже делать нечего. При первой же возможности я рванул к своим. Теперь Бахов знал, кого надо посылать в разведку. Шаруговские списки больше не срабатывали… — закончил свой рассказ Айтек.

— Да-а, — протянул Каскул с горечью. — Мне выпала совсем другая судьба. Не пришлось доказать, что я джигит, не довелось, как тебе, показать, на что я способен… Знаешь, в лагере, куда я попал сразу после плена, были люди, даже еще более малодушные и ничтожные, чем я. Я хоть решил — будь что будет, не скрывал, что был красноармейцем. А вот один тип, как сейчас помню, все ныл, все боялся, что обнаружат у него заявление о зачислении в партизанский отряд. Заявление он мечтал съесть.

— Съесть заявление? — удивился Айтек так громко, что даже испугался — не разбудил ли хозяйку! Но Анна и Нарчо крепко спали.

— Но в лагере он был недолго. Сбежал. И то, по-моему, не от смелости, а от страха перед разоблачением. Ему повезло, мне — нет. В последний момент меня схватили.

— А как его звали? Не помнишь?

— Разве всех упомнишь? — Каскул махнул рукой. — Торов? Цоров? Что-то в этом духе. Увидел бы — узнал.

— Для Бахова ты, пожалуй, находка. Мешок денег.

— А что, ты кого-нибудь имеешь в виду? Мешок денег, говоришь? Может быть, если этот тип — важная персона. Только деньги вытряхнут, а пустой мешок выкинут. Видишь, разворошили мы мое прошлое. — Каскул пытался улыбнуться. — Ну, допустим, я послушался тебя, явился к Бахову с повинной. Меня выслушают и отпустят? Нет. Влепят червонец — не меньше. Если бы знал, что пошлют штрафником на фронт, давно уже был бы у Бахова.

— Твои показания могут послужить восстановлению справедливости… Смотри сам, твоя совесть — тебе судья.

Айтек заронил в душу Каскула новые сомнения.

5. НА ПУТИ В ПОРТ

«Не услышав начала рассказа, не поймешь конца» — гласит народная мудрость. С первых дней войны Каскул служил в артиллерии. Брал телефон, катушку кабеля на спину, подбирался поближе к огневым точкам противника и, заняв удобный для обзора, защищенный от вражеских снарядов пункт, корректировал огонь целого дивизиона. Случалось, попадал и под обстрел своих, если прерывалась связь или приходилось вызывать огонь на себя. Кто его ранил — наши или гитлеровцы, осталось неизвестным.

Слегка подлатавшись где-то в приволжском городе, он обратился к начальнику госпиталя с просьбой разрешить ему долечиться на родине и отправился домой, твердо веря, что горный воздух поставит его на ноги быстрее любого лекарства.