– Мое ремесло состоит в том, чтобы сажать людей в тюрьму, чтобы не дать им возможности воровать, превышать скорость, все вокруг ломать и разбивать и подвергать опасности жизни других. Потому-то те, кто превышает скорость, ворует или ломает все на своем пути, нас ненавидят.
– Значит, родители ребят, которые меня дразнят, воры или превышают скорость? Так, что ли?
– Не совсем…
Он видел, что Гюстав силится понять, наморщив брови, но у него не получается.
– А что ты скажешь по поводу целой кучи комиксов, каких только захочешь? – повторил он, чтобы сменить тему.
Никакой реакции.
– А еще… гм, гм… планшет?
На этот раз сын поднял голову.
Его лицо озарила широкая улыбка, словно солнышко проглянуло вдруг из-за облаков и залило золотом пейзаж, который еще минуту назад был серым и мрачным.
– Правда? – спросил Гюстав, и в голосе его послышалось недоверие.
– Клянусь.
Взгляд сына сразу переменился, неприятный эпизод был забыт, и его целиком захватила перспектива обладания несметным сокровищем. Сервас почувствовал такое облегчение, что и сам удивился.
– А как там Меган и Флавиан? Все в порядке?
Пятнадцатилетняя Меган и девятилетний Флавиан были детьми Венсана и Шарлен. Когда родился Флавиан, Мартен стал его крестным. Он вспомнил то время, когда Шарлен носила Флавиана зимой 2008–2009, а они с Венсаном ловили убийцу в Сен-Мартене.
– Они смотрят Паддингтона.
– Паддингтона?
Сын посмотрел на него так, словно он свалился откуда-нибудь с Марса.
– Ну, фильм про медвежонка… про Паддингтона.
– Ага, значит, Паддингтон – медвежонок?
– Папа! Ясное дело, Паддингтон – медвежонок! Медвежонок, который любит варенье. Его приютила семья Браун, и еще Джуди и Джонатан. Понимаешь, он приехал из-за границы, и у него никого не было, и Паддингтон искал дом и семью.
– Ты хорошо чистишь зубки? – спросил он внезапно осипшим голосом, чтобы заглушить волнение, которое грозило вот-вот задушить его.
Гюстав приблизил лицо к экрану, широко раскрыл рот, вывернул губы и крупным планом продемонстрировал зубы. Из гостиной послышались крики и смех, и мальчуган быстро повернул голову, как котенок, увидевший клубок шерсти.
– Можно я пойду? – весело спросил он, не скрывая нетерпения.
– Беги, беги.
Сервас отсоединился и увидел, что по «Уотсаппу» его вызывает Леа.
Ему не хотелось, чтобы она увидела, до какой степени его разволновал разговор с Гюставом и как ему сейчас тревожно. И за сына, и за обитателей долины.
Потому что там поселился страх. Он вошел без спросу, как вор-взломщик, который нашел пустой дом и решил там остаться.
К концу дня у него появилась уверенность, что все это – только начало.
Четверг
27
Летнее солнцестояние. Еще один жаркий и солнечный день, – фермеров с равнины он привел в отчаяние, а вот горы выглядели торжественно и весело, словно не было тех событий, что повергли всю долину в тревогу и печаль.
Облокотившись на подоконник своего номера, Сервас рассматривал крыши Эгвива, сбившиеся в кучу, как овцы, которые боятся нападения волка. Они словно прятались в узких улочках, куда уже добиралось ослепительное солнце с бледно-голубого неба.
Он выпрямился и допил кофе. Эту пачку «Нескафе» он обнаружил на комоде, рядом с чайником. Спускаться вниз и завтракать вместе со всеми не хотелось. Сделав последний глоток, он вынул из кармана антиникотиновую жвачку и сунул в рот. По утрам особенно сильно хотелось курить.
Ирен вышла на утреннюю пробежку в шортах, открытой майке и бейсболке, которую откопала в какой-то местной лавчонке. Солнце уже изрядно припекало, и спина быстро вспотела. На бегу она слушала концерт «Депеш мод» в Берлине. «
Стоя под душем, она рассуждала, что занимается расследованием, которое наверняка попадет на страницы национальной прессы. Это тоже
Ирен вспомнила страничку «Фейсбука» о милиции самообороны.