Долгое отступление

В практической программе «Коммунистического манифеста», по мнению Шумпетера, «не было ни единого пункта, который однозначно трактовался бы как типично или чисто социалистический»[371]. Обосновывая свою оценку, он ссылается на то, что по отдельности эти требования можно было встретить и у радикальных буржуазных авторов. Правда, с таким же успехом можно, наоборот, утверждать, что целый ряд буржуазных реформаторов для спасения или исправления системы использовали инициативы из арсенала социалистов. Более того, можно добавить, что почти все меры, за которые ратовали в 1848 году Маркс и Энгельс, не просто были осуществлены на практике, но и были реализованы в рамках капитализма. Чего Шумпетер не хочет признать, так это того факта, что именно давление слева и политические успехи рабочего движения привели к реализации подобных реформ. Между тем здесь мы сталкиваемся с принципиальным вопросом, от которого уклонялись не только либеральные мыслители, подобные Шумпетеру, но и многие левые. Что делает ту или иную техническую меру именно социалистической по своей сути?

Показательно, что сами авторы «Коммунистического манифеста» говорили о необходимости проведения «мероприятий, которые экономически кажутся недостаточными и несостоятельными, но которые в ходе движения перерастают самих себя и неизбежны как средство для переворота во всем способе производства»[372]. Иными словами, для них было совершенно ясно, что ни одна из предлагаемых реформ сама по себе не создает нового общества. Система радикально изменится лишь тогда, когда новые институты и правила начнут работать, создавая в совокупности новую логику развития.

По мнению Маркса и Энгельса, меры, проводимые революционным правительством, будут «различны в различных странах». Тем не менее они сформулировали короткий список реформ, включающих экспроприацию земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов, высокий прогрессивный налог, отмену права наследования, централизацию кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией. Также они выступали за централизацию всего транспорта в руках государства, увеличение числа государственных фабрик, орудий производства («содействие постепенному устранению различия между городом и деревней», «конфискация имущества всех эмигрантов и мятежников», «устранение фабричного труда детей» и т. д.)[373]. Вполне понятно, что конкретные инициативы авторов «Манифеста» были сформулированы применительно к социально-экономическим и политическим условиям середины XIX века. Но для современного читателя гораздо важнее понять общую логику и направленность их инициатив.

То, что Маркс и Энгельс разработали именно такой комплекс мер, далеко не случайно. И прежде всего бросается в глаза то, что, с одной стороны, эти меры не предполагают ни полного устранения рыночных отношений, ни отмены денег, ни запрета частного предпринимательства, но, с другой стороны, являются крайне радикальными для своего, а отчасти и для нашего времени. По сути дела, речь идет о формировании нового ядра экономической системы за счет создания сильного общественного сектора в сфере финансов, промышленности, транспорта и сельского хозяйства. Именно эти новые хозяйственные институты изменят общую логику общественного воспроизводства и отношения между людьми, что естественным образом приведет к дальнейшим изменениям, предсказывать которые Маркс и Энгельс принципиально отказывались, ибо это вопрос естественного демократического развития. Революция, отменяя господство буржуазии, создает прежде всего возможность социалистических отношений. Но эта возможность никогда не откроется, если не будут сделаны определенные исторически назревшие шаги, если не будет запущен механизм вовлечения общества в управление собственными делами — не только политическими, но и хозяйственными, социальными и культурными.