«Чтоб стать общественной, частная собственность неминуемо должна пройти через государственную стадию, как гусеница, чтоб стать бабочкой, должна пройти через стадию куколки, — писал Троцкий. — Но куколка не бабочка. Мириады куколок гибнут, не успев стать бабочками»[380]. На протяжении XX века уже был накоплен богатый опыт развития муниципальных предприятий, работающих в тесной связке с общественным самоуправлением. Сегодня мы можем, конечно, видеть ограниченность представлений о
И все же самоуправление трудовых коллективов отнюдь не было утопией даже в индустриальную эпоху, несмотря на очевидные проблемы с ограниченной компетентностью работников. Карл Каутский подчеркивал, что обобществление производства «должно быть осуществлено на основе господства демократии и внутри предприятия, то есть на основе демократического управления предприятием при участии рабочих с одной стороны потребителей — с другой»[381]. Однако социал-демократия никогда не ставила вопрос о производственном самоуправлении как практический, даже тогда, когда под ее руководством происходила национализация компаний. В лучшем случае речь шла о правах профсоюзов, гарантиях условий труда и занятости в общественном секторе.
В свою очередь, Лев Троцкий, находясь в изгнании, активно поддерживал идею экономической демократии: «В условиях национализованного хозяйства качество предполагает демократию производителей и потребителей, свободу критики и инициативы, т. е. условия, несовместимые с тоталитарным режимом страха, лжи и лести»[382]. Однако в годы, когда он был у власти, в том числе занимаясь и хозяйственными вопросами, Троцкий, напротив, настаивал прежде всего на жесточайшей дисциплине и централизации, порой даже милитаризации в деле управления промышленностью. И это далеко не случайно. Задачи, порожденные необходимостью мобилизации индустриального производства в условиях военных действий, когда ни рыночные стимулы, ни привычные методы менеджмента, ни демократический механизм не работали, приходилось решать административными и командными методами.
Тем не менее во время испанской революции 1936–1939 годов в Мондрагонских кооперативах или в Югославии при Иосипе Броз Тито предприятия, управляемые выборными органами, оказывались вполне способными эффективно организовать производство. Таким образом, утверждать, будто все попытки рабочего самоуправления заканчивались неудачей, было бы неверно. Ограниченность самоуправленческого социализма, однако, состоит в том, что он не только оставляет за бортом интересы потребителей и целых социальных групп, не участвующих непосредственно в процессе производства, но и не создает механизмов для формирования и реализации стратегии долгосрочного развития экономики. Эту проблему заметил еще Макс Вебер, анализируя революционные события 1917–1920 годов в Европе, когда показал, что социализм рабочих советов оказывается в итоге «социализмом распределения», в основе которого лежат интересы работников[383].
На практике возникающие противоречия разрешались за счет стихийного или сознательного внедрения рыночных стимулов, по сути, возвращая работу предприятий к условиям, существовавшим в эпоху раннего буржуазного общества. Парадоксальным образом самоуправленческий социализм оказывался на практике куда ближе к моделям «классического» рынка, чем корпоративный капитализм. Таким образом, опыт XX века показывает, что, во-первых, производственное самоуправление может и будет работать в интересах общества, когда окажется интегрировано в широкую систему демократических институтов, включая подчиненное представительным органам хозяйственное и социальное планирование, а во-вторых — если самоуправление перестанет быть исключительно «производственным». Участниками принятия решений в таком случае становятся профессиональные, научные местные сообщества, вырабатывающие собственные приоритеты и формулирующие свои предложения. Означает ли такая система отмену рынка? Это совершенно не обязательно. Но участие трудящихся в управлении неминуемо создает иные стимулы и приоритеты, не только компенсирующие неминуемые, как показал Й. Шумпетер, провалы рынка, но и выходящие далеко за его пределы.