Долгое отступление

Результаты этих, казалось бы, успешных, кампаний показательны. Оказавшись перед выбором — кандидат левых или представитель крайне правых, народы раз за разом выбирали левого. Но незначительность перевеса, с которым были одержаны эти победы, неслучайна. Центристский электорат «просел», однако в то же время наблюдалась и растущая апатия части населения. Анализируя произошедшие в латиноамериканских странах перемены, российский исследователь Людмила Дьякова констатирует, что речь идет «о начале процесса маргинализации центризма как идейного течения, о том, что значительная часть общества „устала“ от него и стремится к обретению яркой политической идентичности на правом или левом фланге»[332]. Таким образом, успехи левых оказывались побочным продуктом кризиса институтов, порожденного неолиберальной политикой. Старые партии, центристские и умеренные, теряли влияние. Вакуум частично заполнялся более радикальными силами, а частично так и оставался незаполненным. Зияющая пустота в центре политического спектра свидетельствует о неспособности каких-либо политических сил мобилизовать обывателя, растерянного и дезориентированного. Политика свелась к противостоянию радикальных меньшинств, оставляющему значительную массу граждан безучастными.

Таким образом, успехи левых оставались всего лишь шансом на перемены, одновременно порождая новые опасности. В условиях кризиса институтов побеждает не альтернатива, а неопределенность. И это в значительной степени относится не только к Колумбии, но и к Франции, где парламентские выборы прошли почти одновременно с президентскими выборами в Колумбии, но не дали большинства ни одной партии[333]. В Чили правительство Борича не смогло добиться принятия новой конституции, разработанной при массовом участии граждан. Этот демократический эксперимент закончился полным провалом, когда на референдуме подавляющее большинство чилийцев проголосовало против перемен. Причиной такого поворота событий послужили не недостатки нового основного закона, а заметная всем неэффективность и нерешительность правительства Борича в первые месяцы его работы. В Перу администрация Педро Кастильо оказалась совершенно недееспособной. За несколько месяцев в стране сменилось четыре премьер-министра, причем вместе с заменой главы правительства менялась и его позиция по целому спектру вопросов. «С момента прихода к власти президент пользовался большой популярностью среди истеблишмента, однако регулярно возникающие кризисы, с которыми сталкивается его администрация, связаны с работой его команды», отмечал российский исследователь Александр Шинкаренко[334]. Продержавшись у власти немногим более года, Кастильо был смещен конгрессом республики при попытке повторить переворот сверху, ранее совершенный в 1992 году правым президентом Альберто Фухимори. Показательно, что за отстранение президента от власти голосовали даже многие представители его собственной партии.

Главная проблема, впрочем, состоит не в том, насколько хорошо или плохо справляются левые партии с задачами управления. Радикально изменились сами задачи и вопросы, стоящие перед властью. И это относится не только к Латинской Америке и Западной Европе, но тем более верно и для России и стран Азии. Начало 2020-х годов оказалось историческим рубежом, когда старый политический мир повсеместно уходит в прошлое. Показательно, что 2022 год если и не побил рекорд политической нестабильности, то уж точно оказался одним из самых урожайных на подобные события. Массовые выступления народа, спровоцировавшие начало демократических реформ в Казахстане, война на Украине, парламентский кризис во Франции, победа левых в Колумбии, массовые волнения на Шри Ланке, революционное восстание в Иране и ужесточение политических репрессий на фоне массового недовольства в России — все это лишь симптомы куда более масштабного и драматичного кризиса, надвигающегося на глобальную систему.

Трудности левых в Латинской Америке лишь выявили общие проблемы левых политических движений, и выявили с особой остротой именно потому, что в этой части мира дела у них шли лучше, чем в других местах. Потеряв веру в революцию, левые так и не стали последовательными и добросовестными реформистами, ибо серьезное и решительное проведение реформ требует не меньшей настойчивости, стратегической сосредоточенности и смелости, чем революционная борьба. Отсутствие стратегии и решимости провести конкретную и системную программу преобразований замещалось бессодержательной радикальной риторикой.