— Ну, за один вылет, хоть и успешный с подтверждением, плюс у тебя боевых вылетов уже больше тридцати, я могу тебя к медали "За боевые заслуги" представить… — вот здесь я начала хохотать и ничего с собой сделать не могла. Вспомнилось, как Николаев мне ухмыляясь вручал третью такую медаль со словами, что я видимо приговорена к этому виду награды и это судьба. В общем, меня душил смех, и я ничего не могла поделать. Наконец, отсмеявшись, я взглянула в немного даже обиженное недоумённое лицо майора. Поняла, что словами мне объяснить что-либо будет трудно, я полезла в карман, где завёрнутые и проложенные слоями ткани у меня лежали мои награды, и стала выкладывать перед ним в ряд три медали "За боевые заслуги" и четвёртой "За оборону Ленинграда".
— Это, товарищ гвардии майор, мои награды, первая в ноябре сорок первого, остальные уже, когда летать начала…
— Не понимаю тогда ничего…
— Василий Кузьмич, вы всё правильно узнали, но не так трактовали. Да, я попросила своего очень хорошего знакомого, чтобы он помог мне перевестись из связной авиации в боевую часть. Но не ради наград, а потому, что у меня недавно на фронте погиб папа, а в сорок первом во время бомбёжки погибли в Ленинграде моя мама и младший братик. А почему меня просто прикомандировали, а не перевели к вам, тут дело в том, что я приписана к Балтфлоту и они меня отдавать не хотят, то есть и в отдел я прикомандирована, а числюсь я в кадрах Ладожской военной флотилии. У меня даже предпоследнее звание было "мичман", а до этого "главный старшина". И если мне парадную форму надевать, то она будет морская. И времени у меня немного, с сентября меня забирают служить в Москву. И я прошу не пылинки с меня сдувать, а разрешить мне за эти месяцы успеть фашистам за моих родных счёт предъявить!
— Так про сбитые – это правда, а не штабные приписки?
— Самая, что ни на есть. Только я же не истребитель, первого просто обманула, и он сам в деревья влетел, второго на пуск эрэсов подловила, а моя пассажирка в это время второго, говорит, зацепила из пулемёта. А боевые все в немецкий тыл и на разведку.
— Так и налёт почти восемьсот часов тоже настоящий?
— А Зоя что говорит?
— Говорит, что летать умеешь и опыт чувствуется, хотя про бомбить не слышала ничего…
— Всё правильно говорит…
— Ты пока награды свои не убирай! Только прикрой газеткой, вот, на, держи! Хочу этих целителей душ пристыдить, это же они волну подняли и в уши мне с двух сторон зудели…
Я прикрыла медали, которые так в ряд и лежали на столе рядом с кружкой чая, а Елисеев выскочил из землянки за комиссаром и начштаба. Вернулись втроём, Прудников и Беленький явно не понимающие, а майор довольный предстоящей сценкой.
— Вот, Михайла Семёныч! Ты у нас самый старый и мудрый! Говорит мне лейтенант, что медалью её сильно не удивишь… Что сам-то скажешь? А мы с комиссаром опытного товарища послушаем…
— Знаете, товарищ лейтенант, награды даже медали за просто так не дают! Их заслужить нужно, подвиг совершить! Куда же вам понять… — начал он с пафосом и комиссар кивал соглашаясь, потом досадливо махнул рукой, дескать, что курице безмозглой объяснять. Мне стало неуютно, шутка стала приобретать какие-то не очень добрые нотки.
— А ты бы, раз такой умный, под газетку сначала заглянул, товарищ гвардии штабс-капитан! — я сама подняла газету, под которой в ряд лежали мои медали…
— Это чьи?…
— Это её! И самые заслуженные, Семёныч, с ноября сорок первого, когда считай и не награждали никого, те медали подороже иных орденов, сам знаешь.
— Кузьмич! Ну кто же знал…
— Ладно, садитесь, будем все вместе говорить…
Для разрядки обстановки я рассказала за что каждую получила, и про то, что мой начальник смеётся, что у меня судьба связана именно с этой наградой. В общем, хорошие оказались дядьки и очень повезло, что не стали тянуть и разводить тайны и домыслы, а провели разговор прямо и честно. Сосед от этого разговора, как он говорит, "выпал в осадок", что такого ему представить не вышло бы. Хотя, я ничего принципиально невозможного не вижу. У них возникли вопросы и сомнения, вот они и спросили меня прямо, без угроз и намёков и даже придумали и предложили лучшее в их понимании решение. И никто не виноват, что они не так поняли, и ситуация прояснилась и все довольны. Командир даже согласился по максимуму дать мне отлетать отведённое время, то есть мне не нужно будет выпрашивать вылеты, меня и так задействуют по моим силам полностью…